Во тьме Эдема

— Есть хотите? Я день назад поймал каменячонка, и еще осталась пара ног. Сейчас подброшу дров в костер и накормлю вас.

Мы поели, и Джерри с Джеффом отправились спать в пещеру в двадцати ярдах от поляны, а мы с Джоном пошли в пещеру, где он спал и держал свои вещи. Стены и потолок испещряли камнецветы, сиявшие красным, синим, зеленым и желтым светом, поэтому внутри было светло-светло, светлее, чем снаружи, в чаще, и в этом свете лицо Джона, казалось, приобрело совсем другое выражение. Я хотела было высказать ему все, что думаю о том, как он со мной обращается, но вид у него был такой усталый-преусталый, измученный и жалкий, что у меня духу не хватило его упрекать в чем бы то ни было, хотя сама-то я, пожалуй, выглядела не лучше.

А вот у Джона хватило совести меня отчитать.

— Зря вы притащили Джеффа, — бросил он. — Как мы с ним пойдем через Снежный Мрак?

— В каком смысле «зря вы притащили Джеффа»? А что, мы так не договаривались? У тебя были другие планы?

Джон поднял на меня глаза. Потер лицо руками. Я поняла, что мы можем ссориться и дальше или же просто замять разговор. Ругаться у меня сил не было, поэтому я, чтобы это прекратить, взяла Джона за руку. Он рывком притянул меня к себе, мы стали жадно целоваться, гладить друг друга, сорвали с себя повязки и повалились на спальные шкуры, которые Джон разложил на песчаном полу. Мы засовывали друг в друга языки и все остальное, лизали друг друга, Джон входил в меня так сильно и быстро, словно от этого зависела его жизнь, а я прижимала его к себе, чтобы он двигался еще быстрее. Мы катались по полу, рывками меняли положения, сплетаясь в самых невероятных позах, которые только могли придумать. В каком-то смысле так мы становились ближе, но все же настоящей близости в этом не было: тут каждый за себя. Пожалуй, для нас это был способ почувствовать себя живыми в этом мире и в то же время отгородиться от всего на свете.

Я не хотела детей, Джон тоже, но ему так сильно хотелось войти в кого-нибудь, чтобы спастись от одиночества, а я так отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то заполнил мою пустоту, что мы позабыли обо всем. Он дважды кончил в меня: первый раз негромко застонал, а во второй закричал, как от боли. Вскоре Джон крепко-крепко заснул. Наверно, с тех пор, как его выгнали из Семьи, ему не спалось, сколько бы Джон ни напускал на себя невозмутимый вид, когда мы пришли, как бы ему ни хотелось казаться спокойным.

Если уж на то пошло, я тоже в последнее время спала плохо, но сейчас никак не могла заснуть. Я долго лежала, разглядывая светящиеся мягкие бугорки камнецветов, вокруг которых порхали пещерные махавоны, слушала, как Джон дышит и как постанывает во сне, и думала, что будет дальше.

«Глаза Джелы, — думала я, — конечно, в Семье было чудовищно: она маленькая, я там задыхалась, — но до чего же я докатилась! Теперь я почти одна в целом свете: кроме меня, здесь только трое мальчишек, один холодный и чужой, второй просто тряпка, а третий чудак. Из огня да в полымя. Впрочем, чему удивляться: если не думать, то дела пойдут наперекосяк, — сказала я себе. — Ты только посмотри, что натворила. Мало у тебя проблем было? Так ты еще ушла к человеку, который настроил против себя всю Семью, не говоря уже о том, что он — причина всех бед. А сколько еще он принесет неприятностей! И ты сама понимаешь, что именно так и будет, потому что он не умеет спокойно жить, ему непременно надо настоять на своем».

Но тут я вспомнила злобного Дэвида, равнодушную Каролину, которая отказалась даже выслушать объяснения Джона, надменную дуру Лиз Иглодрев и противную Секретарь-Шу и подумала: «Я ненавижу весь этот мир. Ненавижу Эдем, эту жалкую темную планетку, ловушку, откуда нам в жизни не выбраться. Нам здесь не место, вот в чем беда: мы не созданы для этого мира. Мы должны были жить там, где свет».

Тут Джон захрапел, и я больше не смогла оставаться в этой паршивой пещерке ни на минуту.

* * *

Снаружи было посвежее, но, разумеется, не так светло, как на Земле. Стояла тьма, как всегда в Эдеме, и было чернее, чем в пещере: лишь звезды да огни на деревьях мерцали вдалеке. Совсем как в пещере, подумала я. Та же пещера, только снаружи, и звезды вместо камнецветов. Вот такой он, наш Эдем. Мы заперты в темной тесной пещерке без выхода. И пусть я никогда не знала ничего другого (да уже и не узнаю, наверно), но я тосковала по тому, иному миру, залитому ослепительным светом. И не просто тосковала — эх, дескать, живут же люди… Я мечтала о нем, как слепой мечтает прозреть. Мне его не хватало, как воздуха, когда задыхаешься. Я еле удержалась, чтобы не закричать.

— Где же ты, Земля? Почему так долго? — пробормотала я. — Когда же ты наконец прилетишь за нами?

— Эй, Тина, что с тобой?

На камне сидел Джефф и смотрел на лес Долины Холодной тропы, окруженный черными тенями гор. В чаще перекликались две звездные птицы. «Хуум! Хуум! Хуум!» — неслось издалека, а рядом с нами раздавалось: «Аааа! Аааа! Аааа!» Ниже по склону две-три обезьяны гонялись друг за другом по деревьям, забавно щелкая и сверкая яркими пятнистыми шкурами.