— С лимоном хотел. Но он испортился.
— Переживу. Спасибо, что побыл с Кариной. И да, за чай тоже. Ты не мог бы уйти?
Пытаюсь говорить жестко, но корректно. Надеюсь, я все делаю правильно.
— Обязательно. Только чуть позже.
— Я устала. И спать хочу.
— Без проблем.
Не веря в то, что он действительно выполняет мою просьбу и сдвигается с места, я неотрывно слежу за ним. Стоило бы догадаться о подвохе еще до того, как мужские руки схватили меня крепко, но заботливо.
Догадалась о том, что Беркут делает — несет свою добычу в спальню — я слишком поздно, уже после того, как за нашими спинами бесшумно закрылась дверь.
Я начинаю вырываться слишком яростно, боясь того, что он задумал. В голове не укладывается. Он не заставит меня!
— Рома! Отпусти! Ром! — кричать не могу себе позволить, поэтому лишь громко на него шепчу и вырываюсь. Пытаюсь вырываться. Безрезультатно, конечно же. — Ром! Я не хочу! Ну зачем?!
Приземляюсь на кровать и сразу откатываюсь на другой конец. Но он все же цепляет меня за предплечье, тут же притягивая обратно. Насильно усаживает на самый край кровати, а сам опускается на пол у моих ног и кладет голову мне на колени, обхватывая их руками. Странный жест. Как будто пес, который не доверяет людям, доверчиво прижимается к одному-единственному, «особенному» человеку.
В этот момент внутри что-то переворачивается, и я замираю.
Боюсь дотрагиваться до него, убираю руки подальше.
— Прости меня, — короткая фраза прибивает меня еще сильнее.
— Ром, не надо. Я не готова сейчас к разговору. Просто уйди, и все.
— Нет. Что хочешь делай. Не уйду.
Так мы сидели долго. Не знаю, сколько. Но сердце колотится, как сумасшедшее, даже сейчас, когда я вновь слышу мужской голос.
— Ты слышала все.
Он решился. Я понимаю, что слова даются ему очень тяжело. Но даже несмотря на это, я не хочу ничего слушать.
Пытаюсь оттолкнуть его, и ничего не выходит.
Хищный Беркут вцепился в меня мертвой хваткой и не пускает.
— Да, я не тот, за кого себя выдавал.
— Рома, дело не в этом. Кем бы ты ни был…
— Дело в этом. Я не мог тебе рассказать. И никому не мог. Это было слишком чревато.
— А сейчас — нет?
— Сейчас ты и так знаешь. И это очень, очень и очень плохо, Яна, — он поднимает голову и прожигает светлым янтарем.
— Почему?
— Потому что людей, которые об этом знали, уже нет в живых.
Мое лицо вытягивается. Надеюсь, я поняла его неправильно. Пожалуйста…
— И что? Мне что-то угрожает?
— Надеюсь, нет. Но не уверен. Антон допустил ошибку. Он постоянно допускает ошибки. И в очередной раз расплачиваться за них тебе я не позволю. Я не дам тебя в обиду, Яна.
— Ты это уже обещал. Ты работаешь в спецслужбах. До сих пор?
— Не совсем. Это отдельное, обособленное подразделение, для других не существующее. И с ограниченным кругом лиц, которым открыта эта информация.
— Что ты имеешь в виду?
— Тайная служба. Агент под прикрытием. Я внедрялся в преступные группировки и выполнял задания руководства. По всей стране, а иногда и заграницей, — да…
Да, я вспоминаю, как когда-то давно он разговаривал по телефону на другом языке. А когда заметил меня, вскоре отбил звонок.
— Какие конкретно?
— Распространение необходимой информации, сбор сведений, обеспечение влияния извне. Подстраивал необходимые ситуации, нарушал функционирование группировок, иногда обеспечивал их распад или устранение главаря. Плюс задержание, сдача властям.
Я тяжело сглатываю. Как такое возможно?
— Помнишь, ты как-то спросила меня. Убивал ли я когда-то? Так вот теперь ты знаешь ответ. Я выполнял то, что мне поручали. Даже когда цель казалась неосуществимой. Все, что угодно.
Я вновь плачу, неудержимо, горько...
Глава 49
— Тебе, возможно, это покажется дикостью. Но, Яна. Иногда устранение одного человека может спасти тысячу невинных жизней.
Из глаз моих вновь льются слезы. Конечно, на каком-то внутреннем, очень глубоком уровне я и так знала и понимала, что у него руки в крови, это было обозначено с самого начала, но вот так в открытую осознавать… Это очень тяжело.
Я все же дотрагиваюсь до жестких волос, понимая, что никак нельзя этого делать. Нужно зажать уши руками и отодвинуться от него подальше, но я не могу. Такая боль в его голосе. Надрыв. И разочарование.
— Я начал погружаться в это с головой после службы в армии. Попал в спецотряды. Сама понимаешь, спецслужбы бывают разных направлений. Меня стали тренировать для работы в группах захвата. А потом... — раздается тяжелый вздох. — А потом меня впервые отправили на задание, где нужно было тайно войти в доверие к одному человеку. Так все пошло по накатанной.
Рома поднимает голову и садится на пол, перенося вес тела… все также у моих ног. И задирает голову. Смотрит снизу вверх. Горько так смотрит. Как будто в груди у него сердце рвется. Никогда такого не было… Ни разу. Как будто у него душа ранена.