— Да. Именно так. Сначала это было необходимостью, иначе втесаться было нельзя. А потом… Это стало образом жизни. Если бы я попался, меня бы посадили. В лучшем случае. Неважно за что.
— Я не понимаю. Ты же человек властей. Они же должны были бы тебя вытащить…
— Особой системы правосудия для таких бойцов не существует. Если бы я попался, меня бы судили по общим законам. Я работал с закрытой информацией. Каждый шаг засекречен. Часто люди, работающие по одному сценарию практически бок о бок, друг о друге даже не знали. И Антон, как ты понимаешь, тоже в одной упряжке со мной сидел. А я для государства до сих пор обычный преступник, выходец из братвы.
— Но это ведь не так!
— Это так, Яна. И это еще страшней. Я машина для убийства. Я хуже любого преступника. Который без хитрости, смекалки и наблюдательности просто не смог бы выжить. Тот, кого ты видишь перед собой — детище системы. Меня в принципе нет. Ни для кого не существует. По старым документам я умер уже давным-давно. Мои близкие похоронили меня. Потому что такие, как я, не могут иметь родных. Это слишком опасно. Я ходил по грани между преступным миром и государством. Но по сути не принадлежал ни тому, ни другому. И всегда рассчитывал только на себя и собственные силы. И со временем я понял. Законы стаи внутри группировки порой намного справедливее, чем то, на что я могу рассчитывать сейчас.
— Но... Как это не существует? А твоя работа? Ты разве не гражданин? Такой, как другие?
— Сейчас — да. Тогда — нет.
— Я не понимаю. Ты сказал... твои близкие похоронили тебя. У тебя была семья?
— Отец умер года три назад. Мать жива. Болеет часто. Сестра замужем теперь. И у меня есть два племянника. Но меня для них нет. Их Рома погиб в страшной аварии. А вместо него теперь человек, с которым лучше не сталкиваться. Тот самый Беркут, чье имя в подполье некоторые до сих пор произносят шепотом.
Глава 51
Рома настойчиво притягивает к себе. Словно в отчаянии, прижимается и трется отросшей щетиной о мои волосы и шею. Так много нежности в его порыве...
А я не знаю... не знаю, что сказать, не знаю, что сделать. Чувствую себя потерянной. Блеклой. Какой-то померкшей и ненастоящей. Как будто в одно мгновение взяли и выкачали уверенность и радость. Изнутри один мрак, туман и слякоть. К чему теперь идти дальше?
— У тебя никогда не возникало желания показаться своим родным? Сказать, что это все чудовищная ошибка, и ты жив на самом деле?
— Конечно нет. Это им не нужно. Они уже пережили мою гибель. Их Ромы больше нет. Я теперь совершенно другой человек.
Поворачиваюсь в его объятиях и кладу ладони на крепкую грудь. Его сердце бьется ровно. Спокойно. Во взгляде ожидание.
— Чего ты хочешь теперь?
— Тебя, — отвечает сразу же, а я вздрагиваю. — Вас с Кариной. Вы — самое ценное и дорогое, что у меня есть. Если когда-нибудь это будет нужно, я свою жизнь отдам взамен на вашу, не задумываясь ни на секунду.
Опускаю взгляд, потому что испытываю дикий стыд. Он просачивается в душу, липкой грязью проникает в кровь, перекрывая кислород...
Я проглатываю то, что крутится на языке, и перевожу разговор в другое русло.
— Антон сказал, что ты им нужен...
— Даже в голову не бери. Антон много чего говорит.
— Но он сказал, будет плохо, если ты откажешь. Что ты намереваешься делать?
— Вас никто больше не тронет. Не бойся.
Отвожу взгляд в сторону, все ещё силясь справиться с переполняющим меня отчаянием.
— Яна. Это мои проблемы. Вас это не коснётся. Я разберусь. В ближайшее время, — ловит моё лицо, заставляя смотреть ему в глаза. — Ты только, ну пожалуйста, не отворачивайся от меня. Мне нужно ещё совсем немного времени.
— Ром...
— Ты спросила, чего я хочу. Жить. Просто жить. Как все. Зная, что у меня есть семья. Ян... — он наклоняется и вскользь дотрагивается до моих губ. Едва заметное касание, но меня бьет током.
Я тоже хочу жить. Просто жить... С ним.
Столько слез я выплакала, когда думала, что он никогда не увидит и не подержит на руках нашу малышку...
И теперь не понимаю, что делать дальше. А он не хочет говорить. Не хочет...
Значит, все не совсем так, как он даёт понять. Все намного сложнее, и он не станет мне признаваться. Потому что боится, что я струшу и отвернусь от него.
— Ты все ещё хочешь, чтобы я уехал?
Неожиданно я вздрагиваю в его руках. Такой обычный вопрос...
— Да. Мне всего лишь нужно побыть наедине с собой. Немножко прийти в себя.
Жесткие губы ласкают кожу шеи, и вновь меня опутывает паутина чувственного желания. Ещё более острого и пронзительного, чем раньше. И так хочется поддаться этому порыву…
Но собственные слова вновь и вновь чёрной меткой прожигают дыру. Примешивая отравляющий яд в кровь. И внутри все рвётся на две части. Потому что заботливые руки продолжают прижимать к мускулистому телу, даря ощущение вымышленной защиты.
Скромный поцелуй в макушку, и Рома спокойно заканчивает разговор:
— Тогда закрой за мной.
Я почему-то не ожидала. Я думала, он будет до последнего настаивать на том, чтобы остаться.