Во власти Беркута

Выхожу из ванной, проверяя который час. И начинаю лениво готовить завтрак. Разбиваю на сковороду три яйца, бросаю тонкие ломтики сыра сверху и закрываю крышкой. Фрукты и овощи, как и хлеб, уже не первой свежести, поэтому сегодня мне предстоит поход в магазин.

Мельком бросаю взгляд на окно, вспоминая вчерашнее отражение в стекле.

В свете дня все уже не кажется таким беспросветным и напряженным.

Но кое-что отравляет кровь даже сейчас.

«Лучше бы ты умер тогда...»

Я готова себя ударить. Язык откусить за такие непозволительные слова. На сердце вновь уверенно опускается тяжелый камень. И мне становится очень стыдно и неприятно за свою слабость. Если бы Рома мне сказал нечто подобное, я бы бесконечно в нем разочаровалась.

Подмечаю подсветку экрана — на телефон приходит сообщение, но я не спешу его открывать. Очень не хочется нарушать тишину и собственное уединение. И хоть на душе гнилое пятно, спокойствие собственной квартиры дарит небольшую уверенность, что больше ничего не случится.

Завариваю свежий чай и расставляю тарелки. Тянусь за приборами, боковым зрением снова отмечая мигание экрана.

Разблокирую телефон и два раза перечитываю сообщения:

Рома: «Вы проснулись?»

Рома: «Дай знать, как проснетесь. Пожалуйста».

Достаю сверху кружки, расставляю возле пока ещё пустых тарелок и решаюсь набрать его номер.

— Ян, — начинает без предисловий, твёрдо и уверенно. Чего он хочет? Ещё раз поговорить? — Впусти на пять минут?

Я немного теряюсь от подобной просьбы. Плохо соображаю. А он моё молчание истолковывает превратно.

— Ну честно. На пять.

— Привет, — тяну время, пытаясь понять: он домой не уезжал? В машине ночевал? — А где ты?

— Под дверью. Я просто Карину будить не хочу.

Я совсем перестаю понимать, что происходит. Отнимаю трубку от лица и направляюсь в коридор. Тихонько поворачиваю ключ и тянусь к ручке, касаясь прохладного металла. Распахиваю дверь...

Да уж. Видок у него тот ещё: волосы взъерошены, одежда измята. Ещё и пыльная, как будто он полы в подъезде собою вытирал.

Рома шагает навстречу ко мне, через плечо бросая:

— Привет. Лицо сполосну и уйду. Не задержусь.

Снова короткие отрывистые фразы.

Я складываю руки на груди, наблюдая, как мужчина запирается, и отказываюсь верить в то, что он всю ночь провёл по ту сторону входной двери.

На всю квартиру уже распространяется запах яичницы, и я направляюсь на кухню снять сковороду с плиты.

Я подвисаю и рассматриваю подготовленные приборы. Тянусь к чистой посуде и достаю ещё одну тарелку и кружку.

Да не выгоню я его уже. Нужно самой себе в этом признаться.

Когда Рома вышел, его уже ждал завтрак. Я наполнила его тарелку, а нам с Кариной поставила жариться новую порцию.

— Спасибо, — раздаётся спокойный тихий голос из коридора. — Иди, закрой за мной.

Он не ждёт моей реакции и к тому моменту, как я приближаюсь, уже успевает распахнуть дверь.

— Ром, ты где ночевал?

— Неподалёку, — увиливает от ответа и продолжает выходить из квартиры.

Я поскорее равняюсь с ним, кладу свою ладонь поверх его пальцев на ручке и слегка тяну дверь на себя.

— И все же? — настойчиво уточняю.

Он не отвечает. Не хочет.

— Карине скажи, что я её люблю, — горько, но уверенно отворачивается от меня, а перед этим режет печалью взгляда.

Это как контрольный в голову. Без предупреждения. Черт.

— Сам скажешь, она уже скоро проснётся. Пошли завтракать.

Секунда. И он медленно поворачивает голову и смотрит на меня. Удивлению в его глазах нет предела. А я мягко тяну дверь на себя, плотно ее закрывая.

В спокойной тишине раздаются два щелчка, и от настойчивого приглашения Рома уже не сможет отказаться.

Так глупо мы стоим на пороге и взглядами ласкаем лица друг друга, но подобрать подходящие слова не получается.

— Папа!

Карина на всех парах мчится к Роме, а он присаживается на корточки, раскрывая объятия. Когда они сталкиваются, «папа» крепко прижимает к себе малышку. И даже глаза прикрывает. А потом утыкается лбом в ее плечо.

— А ты у нас спал?

— Нет, не у нас, — вклиниваюсь в разговор, потому что Рома молчаливо и прибито смотрит на дочь. — Папа к тебе приехал. А теперь беги переодевайся, и идемте завтракать.

За утренней трапезой напряжение немного спало. В основном, благодаря Карине. Детская непосредственность — это что-то. И дочь уже вполне свыклась с тем, что папа — как будто это было всегда и так и надо — сидит у нас на кухне. Виноватым взглядом Рома молча периодически распиливает меня пополам и снова уныло ковыряется вилкой в тарелке.

Когда под конец завтрака дочь уже начала баловаться и испачкалась, я попросила её пойти умыться и ещё раз переодеться. Теперь можно быть уверенной: с Ромой мы остались наедине надолго. Минут на двадцать — точно.