Во власти речных ведьм

– Раечка меня потихоньку спускала. Боязно же в болоте колодезном стопнуть. Жутко было, но я крепился, ведь сам вызвался. Поворотить нельзя было. Что ж я, не мужик?! Негоже лапушке моей ведрами воду от реки таскать. Так воте, вишу, фонарями обвешанный, что ёлка новогодняя… Моя умница обо мне позаботилась. Чтоб опять не сгинул, накрепко их ко мне ремнями навязала. Хорошо, что вздохнуть перед тем успел… Так воте, гляжу – дивлюсь. Стены вокруг неосклизлые, гладкие да сухие. Кладка старая. Из валунов речных. Каждый, что с мою голову. Ровненькие, одинаковые. Хорошо сработано. Только дюже старые – где потрескались, где корешки из них торчат. Чудно, что винтом, воронкой они до низу выложены. Глянь, а в которых медные круглые бляхи утоплены, вроде рисунок выписывают. Свет фонарный скользит, катится по ним до самого узкого донышка. Я тогда подумал, а ну-ка, как продать эти кругляши медные – хорошо заработать можно. Видать, они старинные. Так воте, ни грязи, ни воды забродившей. Сухо до низа самого. А внизу, там, чур меня, сидит кто-то в нише! Чуть вглубь, вбок утопленной. У меня волосья кепку от страха приподняли, вот лопату я и выронил. И ведро большое, что Раечка беречь велела. Оно, как металлякнет. Гулко! Тарарам от стен отрекошетил, снарядом разорвался. Горлица моя сверху кричит: «Да чо там, ит-дрить?!» А звуки ее голоса ангельского по колодезной кладке падают, громом нарастают. Видать, одновременно посерединке встретились с низу гул и сверху. Голова, что в колокол церковный попала. И бьет, бьет по ушам. И воте же, что от удара сделалось, веревка резинкой меня вверх дернула. И того, кто внизу таился тоже всколыхнуло! Вспорхнуло оно молью. Рядом зависло. Парим, что птицы в потоке, на одном месте. Гляжу – баба. Старуха, то есть. Вся в черном. Лицо сморщенное, мертвое вроде. Волосья от полета дыбом. Платок встал кокошником. В оскаленном рту зубов не хватает. Вонь оттудова, что из ямы выгребной, на меня так и пыхает. А глаза-то вроде открыты, вперились! Тут я дернулся и кепку потерял. А голова-то у бабульки вдруг затряслась. Зубы заклацали. Клац-клац-клац! И льнет ко мне, льнет, вражина! То с одного бока. То с другого. У шеи – клац, клац. Подбирается! Не помню, что я кричал. Только кисонька моя вмиг наружу вытащила. Воте она какая! Жена моя, красавица. И умница, не зря фонарями-то обвесила. Все видела и спасла – любит! Испугалась, говорит. Вроде мертвая старушонка, как вобла сухая, а вроде хватать меня ручонками пыталась. Хорошо, что с перепугу я почти без сознания был. Или показалось ей, переволновалась за мужа свово, – голос Петра дрогнул и запнулся.

Он явно пытался подавить слезы счастья. И вдруг рядом громкие голоса. Но не разобрать. А Петр: «Да не можа быть!» – и короткие гудки. Отбой!

Катя позвонила Вячеславу, а он коротко:

– Старуху не нашли, ни живую, ни мертвую. Но странности есть. Следы. Служебную собаку привезут, может, что и прояснится. Позвоню позже, – и опять отбой.

Мы ждали, не перезвонил. Беспокоить не хотели. Значит, занят. Наше напряженное состояние смягчила Мишель. Она выкроила пару часиков. Пришла сама, без звонка, сшить нам платья на открытие своего ресторана. Мы обсуждали с ней последние новости. Странно, они ее не сильно удивили. Она лишь пару раз многозначительно переглянулась с матушкой. А потом была слишком сосредоточена: снимала с нас мерки, кроила, шила. Как было не залюбоваться ее работой! Выкройки сразу по материалу. Ее руки порхали, как бабочки. Одухотворенный взгляд художника. Феерическая, просто феерическая женщина! Казалось, вокруг неё даже воздух наэлектризован. Необыкновенный, светлый человек! Платья получились шикарными, из легкого голубого шелка, стилизованы под старину. С богатой вышивкой в желто-зеленых тонах, машинной, конечно. Спереди на груди, по капюшону, подолу и длинным широким рукавам сложный орнамент. На мой взгляд, рукава были слишком длинными, полностью скрывали руки. Да и подол придется придерживать, чтоб по земле не волочился. Мы с Катей крутились перед зеркалом. Радовались, примеряя наряды. Смеялись, что теперь на речных жриц похожи…

– Вот то-то и оно! – вдруг недовольно пробурчала матушка Анастасия.

До окончательного создания платьев она была оживлена и помогала Мишель. Но постепенно становилась неразговорчивой и все серьезней наблюдала, как машинная вышивка ложится на ткань:

– Что ж, и ты меня под сюрприз подводишь, как я тебя с гостинцем? – ища глаза Мишель, спросила матушка.

А та нарочно опустила голову:

– Что вы, Анастасия. Никаких шаблонов. Элементы вышивки – собирательный художественный образ по мотивам местных легенд. А пойдемте, вы покажете мне госпожу Лану. Вы говорили, что она очень похожа на меня. Как и имя мое первое – Лана. Очень любопытно! Пойдемте скорее! Скорее!! – и она первой сорвалась со стула. Вспорхнула. Нам пришлось следовать за ней, не переодеваясь, в новых нарядах.