Во времена перемен

Быстро наступала фаза возбуждения, когда пациентами исполнялись народные и популярные песни, что сопровождалось попытками встать, иногда вместе со столом. В одной из перевязочных у нас долго сохранялся такой стол времен Крымской войны, на котором я училась оперировать. В результате летели, часто вместе с тощенькими субординаторшами, в разные стороны емкости с жидкостями. А надо вспомнить, что в те времена растворы наливали в большие поллитровые ампулы с двумя носиками, которые были очень хрупкими и постоянно ломались, особенно после кипячения. Попытки надеть на них тоже вареные, часто с кровью внутри, резиновые трубки заканчивались порезами наших пальцев. Это нас огорчало только потому, что лишало возможности участвовать в операциях. Мы за это ампулы люто ненавидели и тоже старались улизнуть от неприятной и опасной процедуры, что нам, по правде сказать, удавалось очень редко. Бутылки для жидкостей и системы появились много позже.

Голь на выдумки хитра. Для усиления эффекта мы, потихоньку от шефа, стали пользоваться гексеналом, полученным по ленд-лизу из Америки. Таскали ампулы из стола у С.Ю., где они хранились, и добавляли в раствор. Наркоз углублялся, но гексенал имел ту опасную особенность, что вызывал остановку дыхания. И тут начиналась «гимнастика» – искусственное дыхание по способу «руки вместе – руки врозь», масляный раствор камфоры под кожу при остановке сердца. В конечном итоге нам объясняли все, что о нас думали, в очень популярной форме, в том числе и по поводу самоуправства. И это после того, как во время недостаточного обезболивания мы уже выслушали нелицеприятное мнение о наших профессиональных перспективах. Ну и как вам такая анестезиологическая служба? Я думаю, что избежав хоть каких-то подводных камней и наземных кочек во время наркоза при большой операции, мы заслуживали снисхождения. Однако при всей суровости нашего воспитания мы даже представить себе не могли, что в операционной или ординаторской кто-то может выругаться. Эта манера пришла значительно позже, и ничего, кроме жалости к таким хирургам, у моего поколения не вызывает, п.ч. нам навсегда внушили – ненормативная лексика в операционной обозначает высшую степень растерянности и страха. Не могу себе представить и бросающего на пол инструменты любого из наших учителей. Это тоже считалось просто беспомощностью.

Благопристойная обстановка сказывалась и на отношениях с младшим персоналом. Недаром сестра-хозяйка объясняла товаркам: «Уж такой у нас Яков Кононович (Асс) хороший, больно уж он делегатный!»

Выхаживали тяжелых больных в общей палате постовые сестры. Сначала жидкость после операции вводили под кожу бедра, это полтора-то литра! А позже через катетер капельно лили в прямую кишку, что было менее болезненно, но тоже очень неприятно. Через несколько лет догадались, что с этой целью можно использовать вены.

Мы быстро усвоили профессиональный сленг: «не размывайтесь!», «накрылись?», «поторопитесь, доцент уже в тазике!», «придется перемыться», «зашивайтесь, ребята», «у нас трудности, подмойтесь кто-нибудь», «смотрите, как бы культя не расстегнулась». Этого не мог терпеть С.Ю. Когда его внук-школьник пожелал походить на дежурства с целью профориентации, шеф попросил использовать его на «черных» работах. Малец быстро поднабрался сленга, и на вопрос деда о впечатлениях изложил их «по-нашему, по рабоче-крестьянскому». Гнев С.Ю. был неописуем, и он запретил потомку даже приближаться к клинике, что, впрочем, не помешало ему теперь заведовать целой службой в округе Тель-Авива.

Дежурили мы много. А вот что существенно отравляло нам жизнь, так это расположение приемного отделения. Тогда оно помещалось в подвале корпуса «с львами». Больных носилочных приходилось тащить через двор до хирургического корпуса по узкой и скользкой тропинке. И мы безуспешно просили главного врача купить машину шлака, чтобы засыпать эту дорожку, на которой частенько осенью старенькие санитарки роняли носилки. Да и самим из операционной в темноту и мороз бежать через двор было, мягко сказать, некомфортно. Так продолжалось несколько лет, а потом неожиданно оказалось, что можно без затрат сделать приемное в нашем корпусе, и мы облегченно вздохнули.