Читаем Во времена перемен полностью

В хирургии работать трудно. Плохие люди в наши времена попадали к нам редко и долго не задерживались. Как всегда, в хорошем коллективе при тяжелой работе было полное взаимопонимание. При дефиците мягкого инвентаря и расходного материала мы страдали из-за драных халатов и больших перчаток. Жаловаться было некому. Кастелянша в ответ на просьбу дать старый халат С.Ю. посоветовала мне «самой быть потолще». А Д.И.Егоров на линейке жестами доходчиво объяснял, что ему дали халат, который корова три дня жевала, а потом выплюнула. Но это не снижало энтузиазма. Ну и шили кожу и апоневроз простыми нитками с катушек, тонкими номер 40 и толстыми номер 10! И считали это нормальным. Других-то мы не видели!

В такой обстановке мы развивались довольно успешно, раннюю спесь если она возникала, с нас сбивали быстро. Как-то в ординаторской я вслух помечтала: « Я бы хотела научиться работать одинаково правой и левой рукой», на что мне немедленно ответил Дьячков: «Ты сначала правой-то научись!» Комментарии не понадобились. А обе руки я потом настойчиво учила все-таки.

Мы часто собирались. И на все наши междусобои всегда приходил С.Ю. Он никогда не пил ни капли алкоголя. Для него всегда стояла бутылка «боржоми». Это нисколько не мешало ему искренне веселиться и требовать исполнения блатных песен и появившегося вскоре твиста, что мы с удовольствием и проделывали. Наши «субчики» могли завалиться на день рождения грозной завотделением Тамары Федоровны Томсон, невзирая на запрет, оттеснить званых гостей в уголок и устроить веселье со всем репертуаром, а назавтра выслушать изумленное мнение начальницы о наглом вторжении, но к большому удовольствию ее гостей. Теперь мы бы на это никак не решились, но молодая «шпана», как и все дети, тонко чувствовала истинное отношение к нам, что позволяло иногда преступать формальные запреты.

Много позже мы очень дружили с Тамарой Федоровной. Она была добрейшим человеком при всем своем суровом виде и поведении. Это она ассистировала мне на первой резекции желудка на втором году ординатуры, и ее «ну, для первого раза сойдет» было для меня равносильно Государственной премии. Больше значило только высказывание операционной сестры Тони, которую мы боялись, как огня: « А Людмила Федоровна научилась делать аппендицит» (цитирую дословно с сохранением стиля). К концу субординатуры каждый из нас имел на счету по полсотни аппендэктомий, пару десятков грыжесечений, ампутации и без счета обработок ран.

Операционные сестры сделали для нашего обучения не меньше, чем врачи. Среди них была наша незабвенная Настенька (Анастасия Федоровна Баева), 50 лет проработавшая в клинике. Она пришла в больницу во время войны санитаркой, медицинского образования не имела и при нас работала в операционной на самых сложных участках. Видя ее у стола, мы сразу переставали дрожать. Именно ее мы спрашивали, можно ли опускать в брюшную полость отогретую ущемленную кишку. Она отнекивалась: «врачи, ведь, уже». «Настенька, ну посмотри»! «Да ладно, опускай, страстется». И «страсталось». Во время дежурства происходил такой диалог:

– Люда! Там в приемное пьяный приходил с побитой головой. Дак я его зашила, мне жалко было тебя будить. Ты в журнал запиши.

– Настя, как зашила? С новокаином?

– Не! Под крикаином.

– Так ведь больно было!

– Ты что, он же пьяный! Еще сколь «спасибов»-то наговорил! Записать не забудь. Я и сыворотку ввела.

А наши санитарки! Это же счастье было – иметь такой персонал! Проработавшие всю войну, а многие с молодости, они как будто приросли к клинике. Зарплата у них была – абсолютные гроши. Всего и радости, что поедят больничную пищу на смене. В отделениях была чистота. Больным никто не хамил. Операционные санитарки знали дело наряду с сестрами. Им и говорить ничего не надо было. Все вовремя делали сами. И не принимайте это, пожалуйста, за старческую «ностальгию по прошлому». Так было на самом деле. За порядком следили по всей строгости правил, и старшая сестра нас не пустила бы в отделение в шерстяной одежде, не говоря уже о маникюре.



Сережа и Варя Филитовы, 1915 год



Илларион Михайлович Филитов с дочерьми Татьяной (слева) и Анной, 1930-е годы



Анастасия Ивановна Полубояринова с семьей в Кисловодске, 1914 год



Иван Илларионович Филитов во время службы в армии, 1920-е годы



Федор Дмитриевич и Варвара Илларионовна Палатовы, 1920-е годы



Мама, 1924 год



С отцом на прогулке, 1933 год



С родителями «на природе», 1938 год



Гена, Вова, Наташа и Вера Григорьевна Филитовы, 1948 год




Я с тетей Оней, 1931 год



Родители мужа: Каримджан Вахабович Вахабов и Лия Соломоновна Фридман, 1933 год



Отец с бригадой строителей, 1934 год




Улица Пермская, 156. Дворовая команда, 1934 год



Глушковы: Клавдия Семеновна, Юра и Галя («спасите от самделишной мышки»), 1943 год




С Таней Соловьевой, 1947 год




С тетей Катей Соловьевой, 1956 год



Семейство в 1973 году




9 «В» класс Молотовской средней школы № 7, 1945–1946 уч. год.

Наверху стоят (слева направо): Новикова, Герасимова, Фирсова, Миркина,

Казакова. Второй ряд: Абрамова, Лонина, Яковец, Краева, Масленникова,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии