Во времена перемен

И по ходу моего визита я запихивала в карманы все, что плохо, и даже хорошо, лежало. Как меня на проходной не обыскали ни разу, ума не приложу. То-то было бы позору! Поди доказывай, что уворовал не себе, а на пользу страждущих. Думаю, что при тогдашнем общественном строе с производства тащили все, по принципу: если сейчас и не надо, то потом может пригодиться. Появился и термин «несуны» – тоже сугубо социалистический. Рукастые умельцы телевизоры из унесенных деталей собирали. Один наш приятель, показывая такой продукт, подчеркивал, что «ничего такого особенного в телевизоре нет». Это надолго осталось в виде поговорки.

Очень нравился мне порядок поступления в госпиталь торакальных больных. В определенные дни в поликлинике работал консультативный прием: терапевт, хирург и рентгенолог. Они коллегиально решали, куда должен поступить больной. Для неотложной операции он сразу госпитализировался в хирургию, для дообследования – в терапевтическое отделение, туда же отправлялись пациенты с двухсторонними процессами в легких. Таким образом, больного не гоняли неделями по разным кабинетам, а сразу решали все проблемы. В хирургии был штатный терапевт, который работал на постоянной основе.

      В общем отделении и на дежурствах мне приходилось делать и полостные и травматологические операции, благо по травме на том уровне подготовка была. И тут произошли события, в результате которых появился глубокий интерес к патологии печени.

Первый случай привел нас в полное недоумение. Вполне адекватная интеллигентная больная в перевязочной без всякого повода закатила пощечину Кириллу Канцелю, врачу внимательному и человеку достойному. Через некоторое время пациентка опомнилась, пришла в ужас и не знала, как извиниться. Мы не могли понять, что было причиной столь странной реакции. Она за три дня до этого перенесла холецистэктомию. Операция прошла без осложнений. Не сразу я разыскала упоминание о печеночной недостаточности с энцефалопатией, но тогда она расценивалась как необратимое состояние, а наша больная благополучно выписалась.

Надо сказать, что в то время в Ленинграде лучшая медицинская библиотека была в ВМОЛА. Как в МХАТе, она начиналась с вешалки. Если в клинику надо было раздеваться с номерками, то, идя в читальню, вы снимали в маленькой раздевалке верхнюю одежду и топали по лестнице наверх, нимало не заботясь о сохранности ваших вещей. Это вполне соответствовало духу учреждения. В библиотеке дежурный библиограф спрашивал, какая литература вам надобна, и здесь у меня был ключик – я передавала привет от Семена Юлиановича. Тут сбегался весь персонал, я отчитывалась по состоянию профессора на текущий момент, и мне выдавалась вся самая последняя периодика. Учителя моего и там обожали. Я обнаружила новые сообщения, в которых печеночная недостаточность представлена была как нарушения функционального порядка.

Второй эпизод был еще интересней. В госпиталь перевели из инфекционной больницы отца нашей коллеги по поводу желтухи с подозрением на рак желчных путей. Болезнь Боткина, как тогда называли гепатит, была отвергнута. Дочь попросила меня оперировать. Во время операции я никакого препятствия оттоку желчи не нашла. Надо заметить, что в начале 60х годов других методов диагностики, кроме рентгеновского аппарата в темной комнате, не было, и контрастирования – тоже. На всякий случай я наложила холецистоеюноанастомоз и на том операцию закончила.

Сказать, что я была обескуражена – ничего не сказать. Особенно меня расстраивала родственница, которая меня благодарила и целовала, а я не знала, куда деться от стыда. Обеих можно понять. Она была счастлива, что рака не оказалась, а мне было тошно, потому что я не знала, чем болеет пациент. А потом стало еще хуже. У больного не снижался билирубин, т.е. не проходила желтуха, а ведь я желчные пути разгрузила. Так я поджаривалась на горячей сковороде неделю, после чего очень понемногу, но билирубин пошел вниз, а больной – на поправку. Но и тут меня подкараулила уже известная проблема – у пациента тоже произошел поворот по фазе. Он стал требовать корреспондента «Известий», чтобы прославить меня на весь Союз. Насилу я дождалась, когда можно его было выписать.

Мои попытки что-нибудь найти в литературе не увенчались успехом. И только когда я вернулась в Пермь, Семен Юлианович встретил меня с порога рассказом об очень интересном событии. Он оперировал двух женщин с желтухой предположительно опухолевого происхождения, у которых не было видимых препятствий, и он наложил им холецистостомы. Обе поправились, желтуха у них прошла. Он думает, что это холестатический гепатит. После этого рассказа профессор протянул мне международный «Хирургический архив» с соответствующей статьей. В те времена докторам наук можно было выписать один раз в год зарубежную монографию или годовую подписку на иностранный журнал на сумму в 30 золотых рублей (как выяснилось позже, из всех наших бумажных денег золотом была обеспечена только красненькая «десятка»).