Во всем виновата Любовь?! (СИ)

Мы поели, разложили с Катюхой диван на кухне и улеглись под теплым одеялом. Я погрузилась в дрему, Катя захрапела. Колька пошел рубить дрова. Стоило только прикрыть глаза, увидела Ксюшку на том семейном ужине. Счастливая, с улыбкой на губах. На глазах снова навернулись слезы. Что же заставило тебя, моя хорошая, нестись через весь город?

Растолкала подругу.

– Кать?

– М?

– Как вы меня нашли?

– Ты забыла, где работаетКакерлак? – точно! – Да и, тем более, что мы не знаем тебя что ли?! Когда мне позвонила Алена Николаевна и спросила, не у меня ли ты, я ответила, что нет. Завязался разговор. Так я обо всем узнала. Ты же не позвонила, – упрекнула Катя, поворачиваясь набок. – Что там вообще произошло? Судя по словам твоей мамы, все было прекрасно. Вы поужинали и уехали. А Мишка с твоей сестрой пошли спать.

– Да, так и было,– подтвердила я. Тоже ведь у мамы потом спрашивала, что произошло. Но она не видела, как кто-либо выезжал из дома, тем более выходил. Обнаружила только, когда Кирилл проснулся и заплакал. – Мишка приехал ко мне, я его впустила по дурости, он стал лезть ко мне. Ксюшка все увидела.

– Ужас! – подруга села, подобрала под себя ноги.

– Да, Кать. Вот скажи, зачем он поехал ко мне? Почему Ксюшка поехала следом? Что у них там произошло? Если бы они остались дома, если бы я изначально еще тогда…. Зачем они приехали вообще сюда? Оставались бы лучше в Америке!– хлопнула со всей дури ладонью по стене.

– Наверное, и впрямь что-то произошло. Но узнаешь ты об этом, когда он оклемается. Поспи, Насть. Тебе надо отдохнуть.

Пробуждение мое было тяжелым. Глаза не хотели разлипаться, но кто-то настойчиво меня тормошил.

– Просыпайся, Насть. Собирайся, сейчас поедем.

Колька помог одеться, так как я спросонья немного не понимала, что, зачем, куда. Сумка моя дорожная стояла возле порога, печка потушена, свет выключен везде.

– Коль, куда мы едем? – настороженно спросила у друга, обуваясь.

– Прощаться, Насть. Мы едем прощаться.

На улице было темно и холодно, а в машине тепло. Я пила чай, заранее приготовленный Колькой, друг крутил руль, гоня по трассе сто двадцать в час. Ксюша ехала позади нас на моей букашке.

Мы ехали на кладбище. Друзья посоветовали проститься, как следует с сестрой, сказать ей самое сокровенное и попросить прощение.

– Вот увидишь, – сказала Катя, – легче будет.

Наверное. Я последовала ее совету. И по приезду на кладбище пошла к отдаленной могилке, оставляя друзей сидеть в машине. Свежая, земля видна сквозь снег, оградка черная, памятник, на ней фоторгафия. Улыбается, сверкая глазами от радости и от первого подписанного контракта. Ксюшка была популярной в своих кругах моделью. Ее часто приглашали сниматься в рекламах что-то типа тушь для ресниц, помада для губ. Но все это было до Мишки. После их знакомства сестра стала реже появляться в журналах, реже сниматься, реже видится с коллегами по цеху. Она все свое внимание уделяла Мишке. Потом быстрая свадьба, Кирюшка и все.

Я не знала что сказать. У меня не было подходящих правильных слов. Я даже не знала, сможет ли она меня услышать, о прощении не думала вовсе. Поточу, что такое не прощают.

Уселась на холодную лавочку напротив могилы, долго думала что сказать. «Привет», «Прости». Не знаю. Взгляд сам собой зацепился за светлый комок на надгробной плите. Он жался к венкам и дрожал.

Котенок.

– Иди сюда. Кыс-кыс, – позвала его.

Топорщащиеся уши уловили мой голос, животное задрожало сильнее и забилось под венок. Я распахнула калитку и поймала попытавшегося сбежать от меня кота или маленькую кошечку. Не столь важно, главное что поймала, прижала к себе трясущееся тельце. Котенок был худым и изнеможденным. Подняла его на уровне своих глаз, чтобы разглядеть получше и наткнулась на голубые глаза. Именно такой оттенок был у Ксюшки.

Где-то слышала, а может и читала, что душа человека может перерождаться в следующей жизни в животное. Не факт, бред, не доказано. Но мне так сильно хотелось, чтобы глаза котенка передали то, что я собиралась сейчас сказать, то что хранила в себе, прятала глубоко, стараясь не заглядывать туда и лишний раз не вспоминать. И я произнесла тихо, только ему, только этим голубым глазам: