Во всем виновата Любовь?! (СИ)

Сегодня я вновь отправилась на реку, снова уселась на санки, вспоминала детство и услышала хруст снега. Ребятня? В мороз? Или кто-то решил порыбачить?!

Рядом со мной на вторую половину санок присел мужчина. Довольно необычный мужчина-альбинос. Бледная кожа, белые короткие волосы с косой челкой, светло-голубые глаза, в которых если присмотреться, можно увидеть свое отражение. Мужчина разглядывал меня некоторое время, а затем резко ударил по щеке.

– Еще? – равнодушно спросил он, когда кожа перестала гореть.

– Давай, – подставила лицо, прикрывая глаза.

Но вместо полученной оплеухи я почувствовала руки на спине. Меня крепко прижали к кожаной куртке, положили сверху на мою макушку тяжелый подбородок и со вздохом произнесли:

– Какая же ты дура, Настя!

Я не была согласна с высказыванием. Я не дура, я – чудовище, сломавшая жизнь Кириллу, погубившая сестренку, виновница в том, что Мишка сейчас в больнице.

Это я и произнесла Кольке, плача ему в шею. Он, молча, слушал мои всхлипы, а когда я замолкла, встал поудобнее, усадил меня в сани и повез домой. По дороге не произнес ни слова, лишь изредка оборачивался, проверить сижу я или нет. Я ничего против не имела, усталость брала свое. И все же при виде Николая Стрельцова по прозвищу Какерлак, того самого друга, что предлагал мне выйти за него замуж я немного успокоилась. А когда увидела еще Катюху и ощутила запах вареной картошки, то и вовсе вернулась в мир с живыми красками. Присутствие близких друзей отсрочило мое безумство, в котором я пребывала эти дни.

В голову закралась идиотская мысль: а что если бы друзья не приехали? Сколь бы я еще топила себя, сходя постепенно с ума. А я ведь сходила, до сих пор схожу, но рядом сейчас есть те кто, несмотря на вот такую меня, не даст дойти до края.

– Мойте руки! – произнесла Катя, как только мы заявились на порог. Она осмотрела меня, что-то у себя прикинула и скомандовала:– Ну-ка, Какерлак, держи кастрюлю.

Всучила Кольке посудину с дымящейся картошкой и пошла в наступление. Сняла с меня шубу и повела к умывальнику.

– Кать, я сама в состояние помыть руки,– промямлила я.

– Да, да. Я вижу.

Подруга засучила мне рукава, осмотрела руки, тихо ахнула, а после влепила затрещину.

И эта туда же! День сегодня такой, что ли, что все кидаются меня побить. Теперь я посмотрела на свои руки и услышала сзади сдавленный всхлип и как брякнула железяка. Обернулась, чтобы посмотреть чего там. Увидела, как Катя собирает ножи, вилки в пакет.

Колька хмурый бабахнул кастрюлю на стол, отчего горячие капли попали на поверхность мебели и медленно направился ко мне. Как к душевнобольному, который может выкинуть в любую секунду все что угодно.

– Насть, ты совсем ебанулась руки резать? – взревел медведеподобный альбинос.

– Я не резала, – растерянно отозвалась, смотря на свежие царапины. Но доказательства были налицо. Не запястье, чуть выше на коже шла кривая длинная запекшееся кровью полоска, от нее отходили еще две в разные стороны. Чуть поодаль тоже имелись две полосы, соединяющиеся верху линией. Не помню, чтобы резала себе руку. Прокручивая дни в голове, выплывали только урывки, в основном, где я на реке.

Растерянно посмотрела на друзей. Катька беспокойно отодвигала ящики и собирала кухонные приборы так или иначе опасные для жизни. В ход шли терки, чесночницы, еще что-то. Но это я уже не видела, так как Колька вывел меня на улицу, чтобы взять аптечку из машины. Оставлять видимо одну меня без присмотра, после содеянного, никто не собирался. Обработав тут же в салоне его внедорожника раны, избавились от крови и перед тем как перемотать руку бинтом, Колька еще раз выругался, смотря на вырезанные инициалы:

– Ебаться-сосаться! Да, Насть, по тебе дурка по ходу плачет. Ну ничего, сейчас подлечим. День тебе даю, чтобы оклемалась, а иначе на пятнадцать суток посажу, а там исправительные работы в доме престарелых. Будешь говно выносить и слюни подтирать! – Колька забинтовал руку, а затем склонился к моему уху:– Какашкиии….

Из горла вырвался смешок. Я точно ненормальная. Посмотрела на друга, строгого полицейского в излюбленной кожанке и берцах, кинулась к нему обниматься.

– Ну все, все,– друг похлопал меня по плечу, – а то я сейчас расплачусь.

Он вытер непролитые слезы.

– Пиздабол! – грустно взлохматила его белую челку.

– Капитан, если что, – с чувством превосходства похвастался он.

– Капитан пиздаболович! – приложила руку к несуществующему козырьку. А после только дошло. – Погоди, как капитан? Давно?

– Пару дней назад,– Колян блистал зубами. – Ну, где мои поздравления? – он развел в сторону руки и подставил щеку.

– Поздравляю. – Поцеловала его сначала в одну, затем в другую.

Сзади хлопнула дверь.

– О сосетесь? – Катька дала мне прикуренную сигарету.

– Да, блядь! – съязвил Колян. – Третьей будешь?

– Не. Я жрать хочу!

– И я хочу, – жалобно проблеяла я. Кроме воды и зачерствевших булочек ничего не ела.