Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники

Ну, наконец, и обо мне вспомнили — не обидели! Сильные руки в чёрных перчатках обхватывают меня сзади за талию и отрывают от пола. Я открываю рот и начинаю сыпать «оберегами». И размахивать руками. С ножом! Чья-то ладонь перехватывает моё запястье и нож падает. «Слышь, брат, надо её притушить, — советует обладатель цепкой руки, тому, кто держит меня в отнюдь не любовных объятиях. — Она совсем бешеная». И я тут же подтверждаю эти слова вцепившись зубами в его пальцы. Мужик хватает меня за волосы и я слышу крик Мананы: «Не трогайте Веронику! Она не наша! Она заложница!».

Я на секунду затихаю. От изумления: надо же! Защищает меня! А что бы она сделала, если бы узнала, что я её непримиримая соперница? Додумав эту мысль, я снова начинаю орать. В комнату заходят трое в штатском, за ними следует четвёртый оккупант:

— Забирайте свою добычу, следаки. А мы пойдём. Эта дикарка наша.

— Спасибо, коллеги. Уносите её отсюда поскорей, а то она всех загрызёт…

— А не загрызёт, так в мате утопит, — ворчит мой захватчик и, зажав меня под мышкой, тащит к выходу.

Я продолжаю ругаться и слышу: «Она же босиком!». И мысленно радуюсь: хорошо, что я успела надеть трусы! А то бы сейчас опозорилась вконец… Один из идущих сзади шарит на обувной полке и подхватывает мои сабо. Молодец! Сориентировался. Правильно определил размер… Я на время стихаю: чувствую, что пылаю. И силы закончились.

В лифте я уже только пыхчу и агрессор в маске вполне добродушно замечает:

— Хорошо, что ты угомонилась! А то я уже собрался скотчем варежку тебе залепить.

Остальные трое смеются. И я осмеливаюсь спросить:

— Вы чьи?

— Как это чьи? — удивляется один из четвёрки, другой хмыкает, а третий шутит: — Свои.

— На кого работаете? — уточняю я. — На Харлама или на Челнокова?

— На того, кто платит, на того и работаем, — ответил тот, что держал меня.

— Сволочи!

Все четверо ржут и укушенный мною просит:

— Расскажи ещё, как ты сделаешь яичницу из восьми яиц. Мне понравился твой рецепт.

Все снова ржут. И самый «короткий» из гренадёров сквозь смех и уже на улице дополняет заказ укушенного:

— И про приправу из хренов тоже. К мзде на блюде. Это было виртуозно.

— Будете смеяться надо мной я приготовлю экспериментальное блюдо! Эротическую пиццу из всего озвученного. И скормлю бродячим псам… — обиделась я и затряслась в руках хохочущего похитителя.

Трое его товарищей, согнувшись от смеха, потопали к своему микроавтобусу, а мой — к чёрному буммеру. Дверцы открылись и он закинул меня на заднее сиденье, рядом бросил мои сабо.

— Забирай заложницу и поспешай. И смотри, Петрович, будь осторожней: она совершенно сумасшедшая…

— Опять Петрович?!! — вскрикнула я и брякнула: — Гоп твою мать! Какой оргазм!

И Петрович и похититель зашлись хохотом. Смех их не был похож на сатанинский — и я смирилась со своей участью. Тем более, что жар мой рос стремительно… Чего мне бояться? Того и гляди сдохну от простуды. И тогда уж точно никому не достанусь… Сгорю.

Озноб сотрясал моё тело и мысли. Я пыталась выхватить на ходу хоть какие-то объяснения случившегося — но ничего не получалось. Скукожившись под лёгким пледом, я терзала память и не могла припомнить сегодняшний день полностью. Наверное, я уже в пути за галюнами — оказывается, такое можно испытать и без наркотиков. Если температура под сорок, как у меня. И это очень некстати, поскольку интуиция велела мне вспомнить что-то важное. Но что?

— Как ты там, девочка? — поинтересовался Виктор Петрович весьма встревоженный моим состоянием.

— Хреново… — выдавила я сквозь стучащие зубы. — Горю и мёрзну одновременно.

— Сейчас остановимся. Погреешься чаем и поищем что-нибудь в моей аптечке.

С больной головой я плохо ориентировалась во времени и в пространстве и не знала ни как долго мы едем, ни куда держим путь. В принципе, меня это уже не интересовало, но надо было спросить… Кому надо? Зачем?

— Петрович, куда мы едем?

— На юг, на конспиративную квартиру. Ты взята под защиту, как ценный свидетель.

— Значит я в опасности?

— В некотором роде да, — уклончиво ответил Петрович.

В опасности, в опасности, в опасности… — дребезжало в мозгу. Кто в опасности? Я? Никитка… Вспомнила!!! Никитка!

— Петрович!!! Я вспомнила! Мой сынок в опасности! Самбэк знает где он! Никитке нельзя оставаться в Астрахани! Будет беда!

— Не будет, — коротко подумав, заявил Петрович. — У тебя есть кому позвонить, чтобы его привезли к тебе?

— Да, есть… Бабушка… — и я дала доброхоту телефон в Астрахани.

Выполнив то, что назойливо подсказывала мне интуиция, я облегчённо вздохнула и позволила своему сознанию потеряться… Сквозь его уплывающий шлейф, не разбирая ни слов ни интонации, я слышала, как Петрович что-то бубнил в трубку и едва он замолчал, канула в никуда.

Весь дальнейший путь я помню как в тумане и думаю, Петрович изрядно со мной намучился, а уж о том, как он справлялся с деликатными проблемами на «технических» остановках и задумываться неловко. Впрочем, кажется, такой казус был всего один раз…