Вода и ветер

Я исчез. Под водой моя дремлет корона,
и пришли фраера мою карту покрыть,
но душа избежала корысти коррозьи,
и над сердцем не виснут коварства ковры.

Я пролил в ваше море всю чёрную краску,
я надрезал крестом стебли вашей травы,
я пробит длинной дробью, я проклят двукратно,
но плевать в мои стёкла не смеете вы!

– Браво! – заорали на кухне Андрей и кто-то ещё.

– А я всегда знал, что я гений, – хладнокровно провозгласил Ник Валерий.

– А чего книгу не выпустишь? – спросил третий собеседник грубым голосом.

– Ха! Мне тут один бизнесмен знакомый предложил денег на это дать. Только с одним, не устраивающим меня условием. Каким – этого я вам, противные, не скажу.

– Да просто не дал, а ты теперь про него хуйню в оправдание сочиняешь, – возразил Андрей.

– Может, и дал, но не денег, – предположил третий.

– Не верю. Коля бы не стал скрывать.

– Хватит звиздеть, – очнулся от вдохновения Коля Рифатов, – мы не закончили партию. Где мой голубой мизер?

Лиза помнила, что такое мизер в преферансе, но почему голубой – это уже оставалось на гениальной совести Коли Рифатова. Она обречённо пошла мимо кухни, мечтая исчезнуть где-нибудь под водой, но Андрей окликнул её:

– Лизочка! Ты что-то рано вернулась. Говорила, что раньше четверга не приедешь. А денег тебе одолжили?

От этой прелестной импровизации Лизе чуть не стало плохо.

– А должны были одолжить? – спросила она, хотя обычно не допускала тавтологий даже в обыденной речи.

– Нет, ну, бля, вот и пойми этих баб! Я с тобой потом поговорю, а вообще, если ты всё собираешься оставить себе, то на здоровье, только не жалуйся потом, что мне на что-то по фиг!

От этой фразы Лизе стало ещё хуже.

– Зайди сюда, – сказал Андрей. – Это мой тёзка Штацкий, он охранник в учреждении, где Коля работает.

– Оказывается, Коля работает, – задумчиво проговорила Лиза. Ей было уже на всё плевать. Штацкий был грузным малоприятным мужиком, которому на вид было примерно от тридцати до сорока. С такими незапоминающимися лицами людей только так берут в шпионы или бандиты. Его рубашка и брюки выглядели прилично, но не шли ему. Таким людям вообще ничего не идёт, включая саму жизнь. Смерть им тоже не идёт: в виде трупов они ещё более отвратительны. Даже не то что отвратительны – они просто неприятны, во всех отношениях, как сказал бы классик.

– Андрей, ты чего свою бабу не воспитываешь? – спросил Штацкий хриплым басом.

– Меня не надо воспитывать, – раздельно произнесла Лиза. – Я не в старшей группе детского сада.

– Андрей, чего твоя баба лезет в мужские разговоры?

– Да, – философски заметил Коля Рифатов, разминая «беломорину», – в плане баб я скорее мусульманин, чем наоборот.

– Ты меня позвал для того, чтобы я не вмешивалась в ваши разговоры? – обратилась к Андрею Лиза.

– Я тебя хотел предупредить: на нашей кровати спит тётя Вера. Не знаю, почему. Не беспокой её.

Лиза слегка позавидовала железным нервам старухи. Ей не мешала дрыхнуть ни пафосная декламация Галла, ни вопли его слушателей, ни сирена за окном.

– Хорошо, – сказала она и скрылась в комнате тёти Веры. На комоде со старушечьим бельём валялась записка: «Андрюша забери мою пеньсею». Лиза взяла валявшуюся рядом с посланием нетронутую пачку валидола, положила таблетку под язык. Я не то что не реализуюсь, пришло ей в голову, я вообще практически не живу. На фига мне сдалась эта прописка, думала она, зачем весь этот бред? Снять комнату не на что, иначе придётся жить на полторы копейки. Если разведусь, придётся снова прописываться у родителей… только не это. Лучше в рабочем общежитии. Ага, на время плюнуть на амбиции и научиться, скажем, собирать телевизоры. За это здесь платят. Это ничего, что ей в плане техники сорок тысяч медведей на ухо наступили. Это тоже своего рода развитие интеллекта. Он (интеллект) время от времени обязан усваивать что-то новое, иначе башка изнутри зарастёт бурьяном и чертополохом. Примерно как у тёти Веры, чтоб ей…

Не раздеваясь, Лиза прилегла на кровать тёти Веры, пахнущую нафталином, и заснула. Её не разбудила ни декламация очередных декадентских стихов, ни ор про мизера и взятки.

Жизнь – сама сплошная взятка, однажды сказала она мне. Взятка кому-то сверху. Или снизу. Какая разница, сверху или снизу, если кто-то всё время всё отбирает? Уже безразлично, на нижний или верхний этаж доставляется отобранное, и лестница в небо давно перестроена в невидимый лифт, по которому никуда не подняться.

Её разбудила тётя Вера, нависшая над кроватью, как небольших размеров мусорная куча:

– Вставай, вставай, ты чего разлеглась-то тут? Это моя кровать, я здесь умру, а ты к себе иди!

– А вы почему спали в моей? – пробормотала Лиза, протирая глаза. Было полутемно. Дверь полуоткрыта. С улицы веяло запахом горелого мусора.