Вода и ветер

– Люди с гуманитарным образованием не могут работать в этой сфере, – машинально поправила Лиза, забыв, что тёте Вере в принципе не знакомы слова «сфера» и «гуманитарный».

– А почему не могут-то? – вскинулась старуха. – Вон сколько людей бухгалтерами-то работают. Главно, это, институт-то закончить, а потом идти. Что ты глупости-то порешь, взрослая ведь девка-то?!

– Убери её, – одними губами произнесла Лиза.

Андрей встал у порога, усыпанного извёсткой и штукатуркой, в наполеоновской позе.

– Лизочка, – начал он угрожающе, – это квартира тёти Веры, и я её первый наследник. Пожалуйста, не надо тут распоряжаться, как комиссарша в революционном штабе.

– Конечно, распоряжаться я не должна. Я должна только платить долги. Но я этих долгов не делала. Спроси у тётушки, сколько у неё в кубышке запрятано.

– Заткнись! – рявкнул Андрей. – Ты здесь никто, ясно?

Лиза шагнула вперёд, аккуратно отодвинула его с порога и оказалась в прихожей, где стала лихорадочно искать свою куртку. Вешалка была захламлена старухиным кошмарным шмотьём от вида которого упала бы в обморок самая непритязательная бомжиха. На потолке сидел солидных размеров паук-крестовик и созерцал бардак, будто откормленный православный поп – паству. Куртка почему-то обнаружилась на тумбе для обуви. Она была завалена кусками обоев, ламината и табачного цвета линолеума.

– Лизочка! – Андрей вломился в прихожую, сообразив, что зашёл слишком далеко. – Всё будет нормально. Нам скоро за съём квартиры в Угличе пришлют перевод.

– Они должны были прислать его две недели назад.

– Ну, что ты как дура? Тут же почта работает чёрт-те как. Граница, проверки и проч. Ты куда?

– Я никто, – сказала Лиза, – и иду никуда. – Она хлопнула дверью. Андрей не вышел за ней на лестничную площадку. Видимо, у него были на то свои логические причины.

– Ася, – сказала она по телефону уже на улице, – помнишь, ты предлагала в выходной сходить куда-нибудь выпить?

– Я как раз сегодня в Зеленоградск собиралась, – радостно ответила Ася. – У меня муж уехал на гастроли в Польшу, так что я целую неделю могу дома не появляться. Звони часа через полтора, я буду на море.

Только нищета может заставить великодушного, в сущности, человека испытать к кому-то зависть. Лизе тоже захотелось как минимум неделю не появляться дома, забыть, как чистят картошку и держат швабру, сколько минут надо тушить мясо на медленном огне, и как распорядиться деньгами, чтобы их к концу недели хватило на это самое мясо.

Счастливая Ася, подумала она. Только зачем ей со мной общаться? Она, может быть, не такая счастливая, как кажется со стороны, и хочет самоутвердиться на моём фоне? Или ей просто в редакции скучно, не хватает интеллектуального общения? Но у неё полно знакомых, она же выросла в этом городе. И большинство этих знакомых – евреи, то есть, о нехватке достойных собеседников и собутыльников говорить не приходится. Скорее всего, она просто поверхностный человек, привыкший заводить по сотне «друзей на час» каждые пять минут. Как говорил Андрей об одной питерской знакомой, «это была самая общительная девчонка в еврейской студенческой организации, могла затрещать любого; но когда новые друзья через неделю звонили ей, она почти никого не узнавала». У подобного человека стыдно и бессмысленно просить денег. Скажет: извини, я к тебе прекрасно отношусь, но это твои проблемы. Лиза неоднократно сталкивалась с такими экземплярами, но лучше Ася, чем общение с чокнутой бабкой или соседкой – продавщицей из мясомолочного отдела магазина, помешанной на самых тупых телевизионных шоу, какие только могут быть в этой тупой стране.

Лиза дошла до городской черты, застопила дальнобойщика на немецкой машине, везущего посуду «Kaiserhoff» (хорошо бы забыть о ценах на кухонную посуду, кухонные уголки и вообще о том, что этой посудой в уголках делают!) и вышла в Зеленоградске, забитом красочными одноэтажными особняками и туристами. Вода накатывала на берег и на несколько мгновений словно покрывала песок глянцем, а потом начинала отступать, и берег приобретал прежний матово-серый цвет. Свободных мест на пляже не было: всё заняли целлюлитные тётки, неухоженные мужики в толстенных серебряных цепях и визжащие дети. Вздохнув, Лиза пошла дальше. Примерно в километре от будки смотрителя пляж обрывался; отдыхающих почти не было. Лиза хотела расстелить полотенце и сесть, но вскоре раздумала. В песке были глубокие грязные вмятины, полные пивных пробок, по ним ползали муравьи и таскали яйца. На следующей неделе сюда не поеду, решила Лиза и побрела назад.

– Ау! Ты офигела? – раздался знакомый женский голос с верхней ступеньки лестницы, по которой люди спускались на чёртов пляж. – Почему у тебя телефон отключен?!

Лиза стала медленно подниматься по лестнице: орать снизу не хотелось, на неё и так уставилось штук десять любопытных целлюлитных рож.

– Чтобы с мужем не общаться, – пояснила она с сардонической улыбкой. – И потом, ты ведь сказала: через полтора часа; ну, я и собиралась через полтора включить.