После обыска меня подталкивают к седану, только вот приходит другой приказ. Я ничего не разбираю за шипением рации, но не сопротивляюсь, когда меня перенаправляют в другую сторону. Тоже в клинику. Я так и иду, как под конвоем, по холлам и длинным коридорам стерильного учреждения. Пахнет лекарствами и большими деньгами, всё с иголочки, а редкие приоткрытые двери показывают палаты с кучей современной техники.
Это успокаивает.
— Сюда, — после указки Турова меня заводят в небольшую комнату, которая напоминает отстойник для ожидания.
Наверное, здесь маятся родственники, пока идет операция. Так что я на своем месте. На правильном.
Падаю в небольшое кресло и бросаю руки на колени, опускаю голову и понимаю, что мне плевать на все, кроме Ольги. Я даже не запоминаю, сколько человек остается в комнате, кто и где стоит, хотя всегда думал, что эти привычки неистребимы. Черт, да я в супермаркетах бывало выискивал идеальные огневые точки!
Просто мозг так работает. Устроен так.
А тут отрезает. Неважно и не имеет никакого значения. Я поднимаю голову, только когда узнаю голос Димы. Он ударяет справа грубыми интонациями, и я вижу его уставшее бледное лицо. И мокрое, рубашка тоже в разводах, словно он окатил себя прямо из лейки.
— Я сказал, вон все! — Дима гремит басом, потому что с первого раза его не поняли.
Мы остаемся вдвоем в запертой комнатенке и быстро находим друг друга глазами.
— Как она? — я первым нарушаю молчание.
— Стабильна. Говорят, поправится.
Шумно выдыхаю и отворачиваюсь прочь, чтобы он не видел моего лица. Моих воспаленных глаз.
— Это я, Дима, — хотя по голосу все равно всё прекрасно слышно, прячься не прячься. — Она всего лишь поддалась мне, я долго ходил вокруг и она сдалась. Я подловил ее после вашего скандала и… всё завертелось.
— В отеле ты был с ней?
— Да, — встряхиваю головой, чтобы сбросить непонятный душный морок, и поворачиваюсь к Диме. — Хочешь пристрели меня? Или что ты придумал… Мне плевать, только не мучай ее. Хватит, Дима, она не заслужила.
Ноль реакции. Как об стенку, на его лице не двигается ни один мускул.
— Ты приезжал в загородный, — Дима говорит медленно и задумчиво, прорывая слова как из бездонной глубины. — Заходил в дом.
— Сегодня днем, да.
— Вы трахались?
— Нет, — прямо ему в глаза. — Я хотел, она не дала. Сказала, что не может с тобой так теперь.
Он щурит глаза, всматриваясь в меня, а потом достает из кармана пачку сигарет. Закуривает и молчит минуты две, делая глубокие частые затяжки.
— Она закрыла меня от тебя, — произносит он после. — А тебя от меня.
— Она любит нас обоих. ... Меня это так разозлило в загородном, — я гадко усмехаюсь и качаю головой, отмахиваясь от воспоминания. — Она говорила о тебе с нежностью. Слышишь? С нежностью. После всего, что ты творил, она защищала тебя и думала о том, как не сделать тебе больно. Ты часто об этом думал? Мм, Дим?
Он молчит.
— Я отвечу за тебя — ни хера. Ты думал, как сделать ей побольнее. И именно ты отдал мне свою жену. Она бы никогда не пошла к другому, если бы ты не отталкивал ее столько лет. Даже хуже, ты вытирал об нее ноги и издевался каждый день. Только поэтому у меня появился шанс получить ее.
— Которым ты воспользовался, — Дима проходит к противоположному ряду кресел и опускается в центральное.
— Я люблю ее.
— Я это уже слышал. Но она же любит нас обоих, да, приятель?
— Она любит меня настоящего, а тебя как воспоминание. И еще жалость к прокаженному.
— Осторожнее…
— Да я уже сказал, мне плевать! Ты чуть не убил ее у меня на глазах! Я не буду тут подбирать слова и выпрашивать у тебя жизнь! Если ты конченный мудак, уже ничего не поможет.
Дима откидывается на спинку и усмехается. Хотя в глазах чистый холод. Но он тускнеет, когда он вдруг переводит взгляд ниже и замечает на моих руках ее кровь. Черт… я совсем забылся и не привел себя в порядок.
— Блять, — поднимаюсь на ноги и дергаюсь вперед без понимания направления.
К счастью, на глаза попадаются салфетки в коробке, а на соседнем столике пол литровые бутылки с водой. Срываю крышку с одной, но останавливаюсь и смотрю на Диму.
— Она могла погибнуть, — вбиваю эти слова в его и свой мозг, как ржавые гвозди. — У нас на руках. Мы бы тогда отмылись?
Глава 23
ОЛЬГА
Я просыпаюсь и первое, что замечаю — солнечный свет сквозь светлые шторы. Рассвело… Или больше, вторая половина дня? Потом приходит тупая боль и усталость, тело едва слушается меня и я нахожу себя на больничной кровати. Вокруг палата в голубых тонах и Дима. Я замечаю его, когда поворачиваю голову и хочу подвинуться.
Он придвинул стул к моей кровати и так и заснул, опустив голову на матрас. Моя ладонь лежит в нескольких сантиметрах от его темной макушки.
— Дима, — тихонько зову его и провожу по жестким волосам.
Он тут же подскакивает и смотрит на меня слепым встревоженным взглядом.
— Проснулась, — произносит он, выдохнув. — Я сейчас позову врача.