– Нет, я! – засмеялся Митяй. – Весь отряд об этом знает. Что мы тут – дети малые? Присаживайся к нам, давай отметим поездку в южные моря.
На лавке уже сидели Прилепа и Шоронов. Шоронов, воровато оглянувшись, достал из-под лавки штоф, быстро разлил по стаканам и спрятал обратно.
– Поехали, хлопцы!
Закусывали вареной картошкой, оставшейся от обеда, хлебом с солью и крупно нарезанным луком.
– Бабу двумя вещами держать надо, – произнес, отхрустев луковицей, Базыка. – Вот этим, – он сжал свой увесистый кулак и покрутил над лавкой, – и вот этим, – разжав кулак, он указал пальцем на свою промежность. – Вот язык, который они понимают.
– Что, бить? – удивился Артем.
В еврейской общине Чернобыля случались супружеские потасовки, редко, но случались. И, как правило, жена била мужа.
– Конечно! – подтвердил Базыка. – Ну, не по всамделишному, в малую силу, чтобы знала, кто в доме хозяин.
Пока Артем изумленно крутил головой, Андрей Прилепа спросил:
– А что, Митяй, дядька Василь мамку твою тоже охаживал?
– Редко, но случалось, – степенно ответил Митяй. – Думаю, слегка поколачивал, ради острастки, и то несильно. Во всяком случае, самые сладкие стоны по ночам из их комнаты доносились именно после этого.
– А я так думаю, – встрял Шоронов, – мужик, он создан, чтобы брать, а баба, чтобы давать. Если баба будет давать с удовольствием, то и брать ее будут с таким же удовольствием. Хочешь жить счастливо, дура, раздвигай ноги с радостью. Вот вам и весь секрет успешной семейной жизни!
Он расхохотался, обнажив крупные, лошадиные зубы.
– Я думаю, Тема, ничего у тебя с докторшей не получится, – сказал Базыка. – Она из благородных, для нее все мы черная кость, хоть и православные, русские. А ты к тому еще еврей, значит, совсем оторви да брось.
– Она просто мыслями думает, – добавил Андрей.
– А разве можно по-другому думать? – удивился Артем.
– Чужими мыслями, – уточнил Андрей. – Дамочка она образованная, нахваталась в университетах слов и мыслей. Вот как что-то ей понять надо, так попервой на ум заемные мысли и приходят. В общем, не видит она ни людей живых, ни случаи жизненные, а только мысли свои и больше ничего… Да ладно с ней, с докторшей, – решительно сменил он тему, – Темка все равно с нею больше не свидится, чевой зазря голову морочить? Вас в Севастополе оставляют, я слышал?
– Да, – важно подтвердил Базыка.
– За такое стоит выпить, – вмешался Шоронов. – Ну-ка, хлопцы, подставляйте стаканы.
– Хорошо вам, – мечтательно произнес он, одним глотком влив в себя водку. – Тёплое море, южное солнце…. А нам что светит? Обратно на Балтику, мерзнуть в ледяной водичке, а то к черту на рога во Владивосток или в Петропавловск. Туда, говорят, две недели на поезде добираться.
– Ну, Митяю, поди, бабка Мария с небес ворожит, – усмехнулся Андрей. – Она ведь из Крыма, вот внучку и выкраивает местечко потеплее.
– Митяй, а где твоя бабушка жила? – спросил Артем.
– Не знаю, – отозвался Базыка. – Она не любила про Крым рассказывать. Для нее жизнь началась после замужества. Новая жизнь. Старую не хотела вспоминать.
– Наверное, сильно обиделась на свою семью, – заметил Андрей. – Еще бы, когда любимые братики по наущению отца и матери нож на тебя точат! Трудно не обидеться!
– Не желаю говорить об этом, – мотнул головой Митяй. – Не желаю! Мы едем в красивый южный город, давайте думать о хорошем и радоваться жизни!
Глава IV
Под водой и на горах
На третий день, во время одной из долгих стоянок, весь личный состав школы выстроили перед вагонами вдоль железнодорожного полотна.
– Водолазы! – начал фон Шульц. – Мы с вами едем в Севастополь, город славы российского флота. В Севастопольской бухте в далеком 1854 году, во время Крымской войны, были затоплены корабли черноморской эскадры. Деревянные суда положили на грунт для защиты от надвигающейся армады неприятеля. За прошедшие пятьдесят лет корпуса частично сгнили, частично погрузились в грунт и для стальных килей современных судов опасности не представляют. И тем не менее!
Фон Шульц сделал паузу и прошелся вдоль строя, рассматривая лица своих воспитанников. Судя по выражениям лиц, его слушали внимательно и с почтением.