– Пожалуйста.
– Эта долина называется Иосафатовой, подобно такой же в Иерусалиме, где могила царя Иосафата, – сказал Нородцов. – Мы сюда еще вернемся. А пока давайте поспешим.
От вида, открывшегося на выходе из долины, у Артема перехватило дух. Дорога под небольшим уклоном петляла по желтому склону плато. На его вершине виднелись внушительные стены, сложенные из белого, почерневшего от времени и сырости камня. Рядом со стенами в откосах склона чернели входы в пещеры, купы кустарника под порывами ветра печально шевелили остатками листьев.
Постепенно уклон возрастал, крепко нагруженным путникам идти становилось все тяжелее. Несмотря на холодный ветер, пот начал заливать глаза.
– Теперь я понимаю шуточку лейтенанта Шелепина, – прокряхтел Базыка. – «Парни вы крепкие, справитесь!» И про «попотеть» он точно заметил. «На дне намерзлись, теперь согреетесь». Как в воду глядел, гад!
– Да он просто бывал здесь, знает, что за подъем, вот и вся премудрость, – возразил Артем.
– Давайте остановимся, дух переведем, – задыхаясь, попросил Нородцов. Он был почти в два раза старше водолазов, да и сложен не так крепко, а нагрузился не хуже молодых парней.
Дорога обвивала большую пустошь, чистую от камней. Остановились, сбросили поклажу посреди дороги, между глубоких колей, выбитых в твердом грунте колесами бесчисленных повозок, поднимавшихся к воротам крепости за сотни лет, и уселись на обочине.
– Во время Крымской войны, – сказал Нородцов, – тут была застава. Палаточный лагерь, человек на сто солдат и персонала. Они-то и очистили пустошь от камней.
Вечернее солнце выглянуло из-за туч, осветив их лица нежным оранжевым светом. Оставшуюся внизу долину Иосафата уже наполнял предвечерний туман, похожий на белый мох. Базыка потянулся, привольно раскинул руки, оглядел простиравшиеся перед ним серо-коричневые каменные гряды, прореженные островками кустарника, поросшие лесом лощины, желтые склоны плато и воскликнул:
– Как мне здесь хорошо и привольно! Не поверишь, Темка, такое чувство, будто домой вернулся!
Артем только пожал плечами. Вид, конечно, был красивым, но совершенно чужим, ни о каком чувстве дома не было и речи. Может, под Курском, где вырос Митяй, водилось нечто подобное, вот на него и повеяло родным. Но ни в Чернобыле, ни в его окрестностях не было даже в помине глубоких лощин, каменистого взгорья или плато, окруженного ущельями.
Город действительно оказался заброшенным. Пустые улицы поросли сорной травой, деревья поднялись на провалившихся крышах. В порядке был только дом смотрителя, куда и привел их Нородцов. Смотрителя предупредили об их приходе, поэтому аромат свежевыпеченного хлеба щекотал ноздри, на плите аппетитно булькал казанок с картошкой, а в отдельной комнате были приготовлены три постели.
– Авшин, – представился смотритель.
Небольшого роста, смуглый, морщинистый, как печеное яблоко, он выглядел крепким и очень здоровым. Одежда на нем была чистой и отглаженной, черные яловые сапоги блестели. На маленьком строгом лице выделялись синие, точно у варягов, глаза. Широкая улыбка, не совпадавшая с выражением лица, то и дело обнажала три оставшихся зуба.
– Добро пожаловать в Чуфут-Кале, – радостно произнес смотритель. – На правах единственного жителя города приветствую вас в его стенах!
Разложив вещи, поспешили к столу, ужинать. Нородцов достал бутылку водки.
– Знаю, водолазы привычны к спиртному, так что давайте отметим прибытие на театр военных действий.
Натопленная плита дышала теплом, через приотворенную заслонку багровело непрогоревшее нутро. Авшин ловко откупорил бутылку, поставил на стол глиняные чашки, разлил. Нородцов поднял свою чашку:
– Я посвятил жизнь уделам малых народов, судьбам их счастливых и несчастливых звезд. Друзья, давайте выпьем за великую историю государства Российского! Кто только ни жил на нашей земле, и всем доставалось места. Лучше, хуже, но каждый находил свой угол. За наш общий дом!
Выпили, крепко закусили картошкой, обильно политой растительным маслом, похрустели репчатым луком. Пышные ломти хлеба, покрытые селедкой из взятых с собой припасов, немедленно впитывали рассол, и каждый кусочек был неимоверно вкусен.
– Пища богов, – промычал с набитым ртом Митяй.
Авшин снова разлил. На сей раз выпили без тоста, просто в охотку.
– А вы знаете, что в этой крепости побывали почти все российские императоры? – спросил Нородцов.
Он насытился быстрее других, быстро опьянел от усталости, и сейчас сладкая волна близости и доверия к собеседникам накрыла его с головой, как накрывает прибрежный утес волна, пришедшая из глубины моря.
– За исключением двух столиц, немного найдется в России городов, которые могут таким похвастаться, – не дожидаясь ответа, продолжил Нородцов. – Для удаленной горной крепости вообще явление сверхнеобычное. Первой в Чуфут-Кале побывала Екатерина Вторая, провела ночь в мавзолее Джанике-ханум и уехала другим человеком. Потом она не раз повторяла, что эта ночь полностью изменила ее представления о мире.