– Ну вы даете, парни! – то и дело слышали Артем и Митяй. – За вами сам черт не угонится.
После ужина желающие могли выйти в город, прогуляться по набережной, послушать оркестр, выпить сельтерской. Шелепин объявил, что столь либеральный распорядок дня введен как награда за хорошую работу. Конечно, Артем и Митяй успевали много, но другие водолазы тоже не сидели сложа руки, делали свое дело быстро и очень старательно.
Предлагая открытую увольнительную, Шелепин лукавил, прекрасно понимая, что на вечерние прогулки у большинства просто не останется сил. За день водолазы выматывались до полного изнеможения и после ужина дружно расходились по койкам. Только неугомонный Базыка через день отправлялся гулять.
– Ты, как мартовский кот, – сказал ему как-то Артем, – дома усидеть не можешь.
– Март уже закончился, – возразил Митяй. – Так что на худой конец – апрельский. А кот, он почему из дома рвется? Потому что понимает: надо успевать, время выйдет, и гульки кончатся.
– Кот просто глупое существо, а ты человек, – возразил Артем. – Кот ведь не знает, что через год снова придет весна, и снова наступит март, и опять будут гульки. А ты знаешь.
– Ничего я не знаю, – отрезал Митяй. – И ты не знаешь, и никто на свете не знает.
– Что снова настанет март? – не пряча улыбки, спросил Артем.
– Март-то настанет, в том нет сомнений, – огрызнулся Митяй. – Только будем ли мы в том марте или вот этот для нас уже распоследний, не ведает ни одна живая душа.
Как-то раз Митяй вернулся из города после увольнительной страшно возбужденный. Артем уже засыпал, но Базыка сел к нему на кровать и принялся тормошить.
– Да не спи, не спи, Темка! Знаешь, кого я встретил?
– Откуда мне знать? Мысли твои, правда, не очень далекие, но читать их я еще не научился.
– Иди ты! – усмехнулся Митяй. – Нородцова собственной персоной. Помнишь такого?
– Еще бы, – пробурчал Артем, все-таки не теряя надежды заснуть.
– И знаешь, что он мне рассказал?
Артем помолчал, зная, что его товарищ не способен выдержать паузу больше двух секунд.
– Он-таки вскрыл мавзолей Джанике-ханум, – свистящим шепотом заговорил Митяй, – и могила оказалась пустой. Значит, не соврало предание, бросили ее в пропасть вслед за любимым.
– И как это объясняет Нородцов? – выходя из полудремы, спросил Артем.
– Говорит, что для научного объяснения требуется дополнительный сбор материалов. Пхе… Нечего ему сказать, против пустой могилы не попрешь, даже на науке.
– И что мы из этого учим? – спросил окончательно проснувшийся и поэтому злой Артем.
– Что любовь бывает больше жизни, и что смерть, как ни крути, сильнее любви, – с неожиданной серьезностью ответил Митяй.
Пятнадцатого мая лейтенанта Шелепина вызвал на «Двенадцать апостолов» начальник штаба Черноморского флота капитан 1-го ранга Мязговский. В кают-компании броненосца, где размещался штаб, кроме самого Мязговского были капитан-лейтенант Герасимов и еще один, незнакомый Шелепину офицер.
– Познакомьтесь, – радушно развел руками Мязговский, – это лейтенант Михаил Аквилонов. Он временно заменяет штатного командира подводной лодки «Камбала» лейтенанта графа Келлера. Граф находится в двухмесячном отпуске по болезни.
Офицеры подали друг другу руки. По лицу Аквилонова словно пробежала волна: он поджал губы, при этом редкие усики встопорщились, поднял брови, сморщил лоб. Когда его узкая ладонь прикоснулась к ладони Шелепина, все на лице пришло в обратное движение: морщины на лбу разгладились, брови опустились, губы растянулись в улыбке, отчего усики почти потерялись. Шелепин подивился такой забавной мимике, но виду не подал, а лишь приветливо улыбнулся в ответ.
– Слышали про «Камбалу»? – спросил Мязговский и сам же ответил: – Думаю, что нет, ее только в прошлом году доставили по железной дороге из Либавы и держат в секрете. Да-с, лодка запланирована как подводный миноносец, но в строй пока вступила просто как подводная лодка. Не получается установка мин.
Мязговский поднял указательный палец и назидательно произнес: