Артем пошарил в кармане, нащупал алтын, три копейки, и протянул мальчишке. Глаза у того заблестели таким голодным блеском, что нетрудно было представить, куда он сейчас кинется со своим алтыном.
Артем решил прийти без штофа, невозможно превращать каждый разговор с околоточным в пьянку. Да и работа поджимала, Велвл на радостях собрал все заказы, от которых отказался в предыдущие месяцы.
Егора Хрисанфовича он застал загнанным, словно клячу водовоза после подъема на высокий холм. Расстегнув мундир, околоточный сидел возле стола, заваленного бумагами, и совершенно мокрым платком промокал бисерные жемчужинки пота на сморщенном лбу. От невыносимых умственных усилий его и без того красная физиономия приобрела вид вареной свеклы.
– А, Арончик, – буркнул он, с отвращением отбрасывая какую-то бумагу с большой печатью и перекладывая платок из левой руки в правую. – Заходи, заходи, присаживайся.
– Звали, Егор Хрисанфович? – спросил Артем, осторожно опускаясь на стул.
– Что я тебе скажу, Арончик, – вздохнул околоточный. – Кругом враги, куда ни кинь, одни враги!
Он снова вздохнул и, подняв руку с платком, несколько раз ожесточенно ткнул в витающего прямо над головой невидимого супостата. Самому Егору Хрисанфовичу этот жест казался атакующим, но из-за белого платка он больше походил на акт капитуляции.
– Даже в самом жандармском управлении тоже они! Всех оседлали, всё подмяли и командуют парадом.
– Вы это о чем, Егор Хрисанфович? – осторожно поинтересовался Артем.
– Посмотри, нет, ты только посмотри, – околоточный обвел рукой стол, заваленный бумагами. – Они долго искали способ разрушить полицию и нашли, нашли, сволочи! Вот! – он хлопнул ладонью по бумагам, подняв облачко пыли. Судя по количеству пыли, бумаги эти провели на столе немалое время.
– Каждый божий день присылают два-три формуляра, и на каждый изволь дать письменный ответ. А работать когда, господа хорошие, когда работать, я вас спрашиваю?!
Артем деликатно молчал, понимая, что попался околоточному под горячую руку. Но тот перевел выпученные от раздражения глаза на Артема и замолк, ожидая то ли поддержки, то ли сочувствия, то ли просто утешающих слов.
– А кто враги-то? – простодушно спросил Артем.
– Анархисты и жиды вольнодумные! – не задумываясь, гаркнул околоточный.
– Значит, и я враг? – не сдержался Артем.
– Ну какой же ты враг, Арончик? – расплылся в улыбке околоточный и как-то сразу обмяк, сдулся. – Ты не вольнодумец, ты водолаз государя императора, здоровье потерял на царевой службе. Вот, постой, тут письмо тебе пришло.
Он принялся шуршать бумагами, пока не извлек коричневый конверт, и протянул его Артему.
– Пришло без точного адреса, почтарь мне передал, но разве можно ошибиться? У нас только один такой.
На конверте угловатым почерком было выведено: В город Чернобыль, водолазу его величества Артему Шапиро.
Артем перевернул конверт, посмотрел на обратный адрес и не сдержал возглас изумления. Владивосток, портовая водолазная команда, старшему водолазу Андрею Прилепе.
– Дружок? – понимающе хмыкнул околоточный.
– Друг, – ответил Артем. – Спасибо, Егор Хрисанфович, я ваш должник.
– Рассчитаться не забудь, – ухмыльнулся околоточный. – Сам знаешь чем.
– Не забуду, – твердо пообещал Артем, поднимаясь со стула.
Письмо он вскрыл прямо на крыльце околотка и прочитал, усевшись на верхнюю ступеньку и щурясь от яркого, брызжущего силой солнечного света.
Товарищу и наставнику Артему нижайшее почтение и пожелание многолетнего здравия и всякого благополучия!
Помнишь, друг мой Тема, как при расставании нашем корил ты меня за неграмотность и стыдил за то, что не смогу даже письма тебе и Митяю, царствие ему небесное, отписать про мое устройство на новом месте и порядок службы. Упреки твои запали мне в сердце и саднили душу, да так, что еще в Севастополе по пути на вокзал зашел я в книжную лавку и укупил букварь, учебник и письмовник. И всю дорогу до Владивостока, а добирался почитай две недели, книжки эти из рук не выпускал, аки поп Псалтырь.
Владивосток – город холодный, а люди в нем тонкие, полированные, для каждого свое слово искать надобно. И с нашим братом – нижним чином, а подавно и с офицерами ладить не в пример мудренее, чем в Кронштадте или Севастополе. Не успел я прибыть до места назначения, как тотчас взяли меня в большой оборот и гоняли препорядочно, как соленого зайца, чуть-чуть не доведя до санчасти. Вся грамота, в дороге усвоенная, из головы вылетела, и спустя полгода, когда успокоились мои начальники и смог я к учебникам вернуться, пришлось моему глупому разуму начинать все сызнова.
Конечно, всей грамоты я смыслом своим объять не гож, но выучившись писать письма, наладился рассылать их по разным инстанциям, и, ответы получая, наслаждаться ими, как никогда и ничем допрежь не наслаждался. Поэтому хочу тебя от всего сердца поблагодарить и за укоры твои, и за доброе наставление.