Водоворот

— Товарищи, тише! — раздался зычный голос Оксена.— Весна в этом году наступила рано. Если бы все делалось, как надо, сев давно бы уже закончили. Всем бригадирам было сказано: кто не будет придерживаться правил агрономии, понесет самое суровое наказание. Думаете, помогло? Как же! Опять на ржище рожь посеяли. Что же там уродит?

— Там картофелище когда-то было. Питательных веществ хватит.

— Сам ты вещество.

— Ну, будет. Сцепились.

— Теперь второй вопрос: свекла. Да не так она, как долгоносик. Не успеешь глазом моргнуть, как его столько наползет, что хоть караул кричи. Значит, завтра же надо очистить прошлогодние канавы и подготовленными встретить этого страшного врага наших полей.

— Говорят, в этом году он нас обойдет — за море подался…— бросил дядька из угла.

— Теперь что касается инвентаря… Василь Кир здесь?

Черная от угольной пыли рука поднялась над головами:

— Здесь.

— Смотри, чтобы культиваторы и всякий инвентарь были в исправности.

— За ремонтом дело не станет, только угля маловато. Золой железо не нагреешь.

— Древесного нажгите. Кто вам не дает?

— С нашим завхозом нажжешь. Он лучше свои штаны на горн кинет, чем выдаст с артельного двора хоть одно полено.

— И правда,— крикнул Тетеря.— Не для того мы за этим деревом ездили за тридевять земель, чтобы без толку его расходовать. Оно на стройку пойдет.

— Из-за твоей жадности мы не будем срывать ремонт инвентаря,— вмешался Оксен.

— Тогда берите. Жгите. Разоряйте. Пропало дерево!

— А может, в Ахтырку или в Харьков проскочить, настоящего достать? — размышлял вслух Кир.

— Где ты его достанешь? По организациям не дают, а у спекулянтов за деньги не возьмешь. Им либо сала, либо масла, а мы и сами не дураки — полевые работы начались, надо кашу для общественного питания заправлять.

— Верно! После заправленного кулеша и плуг легче,— вставил свое слово Охрим.

— Ну, о кулеше после, а теперь о работе. Завтра сеем на Зеленом клине. Посевматериал я достал. Работу надо начинать рано. А теперь слово имеет заведующий животноводческой фермой Дорош.

Дорош, услышав свою фамилию, по военной привычке вскочил, оправил гимнастерку.

— Товарищи,— начал он, и видно было, что ему трудно говорить.— Ферму нашу необходимо переоборудовать, иначе коровы потонут в грязи. Я еще не осмотрелся как следует, но мне уже ясно, отчего зимой падали телята. В помещении было холодно, и молодняк выпаивался водой, а не молоком. Товарищ Гамалея говорит, что у него ферма не из худших, но это не утешение. Одним словом, я прошу, чтобы сейчас же, с весны, началось строительство нового коровника. Присмотр за коровами и заготовку кормов мы, работники фермы, берем на себя. Прошу вас понять еще одно: ферма — это наш доход. Постановление все читали: если мы сдадим сверх плана молоко, шерсть — нам оплатят особо.

Дорош сел. Руки у него вспотели, и он вытирал их о поношенное галифе, время от времени поправляя очки. Оксен встал из-за стола, на щеках его коричневыми пятнами играл румянец.

— Товарищ Дорош немного перегнул. Натурально, по его словам выходит, что мы тут сидели сложа руки, а это ведь не так. Сдвиг все же есть. Ферма имела девять коров, а теперь двенадцать.

— Какой же это сдвиг,— сердито перебил его Дорош,— если вы за десять лет вырастили всего двенадцать хвостов?

— А ты меня не учи,— вскипел вдруг Оксен.— Ты еще материну грудь сосал, когда я ферму организовывал.

— Это к делу не относится,— спокойно отвел от себя удар Дорош.— Прошу принять конкретное решение по моему предложению.

Дорош поднялся и пошел к выходу. Кузька обвел собрание зачарованным взглядом и сел на место Дороша.

— Хоть посижу там, где разумный человек сидел. Может, и сам поумнею.

— Э, Кузька, не через это место ум входит,— захохотал Кир.

После заседания правления Дорош пришел к Оксену, собрал свои вещи и, растерянно сморщившись, сказал удивленной Олене:

— С вашим хозяином мы, верно, в одной хате не уживемся, так что пойду я.

Устроился Дорош у Сергия Золотаренко и его немой сестры Саньки.

12

Через два дня после неудачного сватовства с Тимком произошло событие, едва не стоившее ему жизни. Отправился он за Ташань нарубить жердей для носилок, сложил их в лодку и поплыл назад, к Трояновскому берегу. Вешние воды еще не сошли, луга были затоплены до самых Даниловских холмов. Зеленая трава шевелилась в воде, а голубое небо неподвижно лежало в ней. Если долго смотреть на чистую водяную гладь, то кажется, что весь свет перевернулся и стелется под лодкой, еще более прекрасный и чарующий, чем настоящий.

Тимко мог бы переплыть речку ниже бурлящего водоворота и причалить к своему огороду, но вода так манила, была такая спокойная, голубая, а берега такие зеленые, что он пустил лодку по течению и сидел, замечтавшись, не отрывая глаз от этой красоты и ощущая какую-то тихую грусть в сердце…