Водоворот

— Эге,— глядя на них, говорит Охрим.— Ночь такая, что только цыганам лошадей красть.

— Цыган теперь днем с огнем не сыщешь.

— Ну да! Вон в Дейкаловке лучшего жеребца из колхоза угнали.

— Брехня!

— Кабы… На базаре встретил свояка, так рассказывал: пришли ночью, вывели из конюшни коня — и ни слуху ни духу.

— Разве ж они колдуны? По воздуху с лошадьми летают?

— Такой заговор знают. Заговорят, и тогда хоть сто лет ищи — не найдешь.

— Бреши.— Тимко зевнул и потянулся, развалясь на бурьяне.

Денис снова поднял голову и уже в который раз спросил:

— Не сварилось?

— Видишь, что нет,— сердито ответил Охрим, помешивая ложкой в казанке.

Денис приподнялся, с минуту сидел молча, потом взял ружье и, не сказав никому ни слова, куда-то ушел. В отсветах костра некоторое время видна была его удаляющаяся фигура. После его ухода все замолчали. Марко подвинулся к огню, который горел уже не так ярко, выгреб несколько картошек, очистил их ножом от золы и стал есть, смачно похрустывая подгоревшей коркой. Все сидели задумавшись.

В эту весеннюю теплую ночь возле угасающего костра, под тихое потрескивание сухого бурьяна и однообразное бульканье кулеша в казанке, было интересно послушать страшные истории.

— Да-а-а,— нарушил молчание Охрим и помешал ложкой кулеш.— Несчастье может с каждым случиться. Вот хотя бы со мной раз было…

Он облизал ложку, положил ее на рушник рядом с нарезанным хлебом, вытер жирные от сала пальцы о полу пиджака и, глядя на огонь маленькими, как смородина, глазками, стал рассказывать:

— Когда мы жили индивидуально, была у нас ветряная мельница. Стояла она на Беевой горе, где теперь колхозная. Мельница утлая, старая, на ветру скрипела, как немазаное колесо, однако, слава богу, держалась и для хозяйства, хоть небольшой, все же давала доход. Мельничал мой покойный отец, земля ему пухом. Как уйдет, бывало, из дому на рассвете, так просидит аж до поздней ночи, а если большой завоз, то и ночевать останется. Вот раз говорит мне мать: «Собирайся, Охримчик, дитятко, понесешь отцу ужин на мельницу». Я живехонько собрался, кошелку в руки — и айда. Вышел за село, поглядел — на мельнице огонь светится. Я на него и пошел. Иду себе и иду, да только стал на гору подниматься, глядь — а огонь куда-то вниз опускается и совсем пропадает, точно его кто в карман прячет. Стало темно, хоть глаз выколи. Такой меня страх взял, что ноги совсем отнялись. Ну, думаю, обскакала меня ведьма на помеле,— теперь я с этого места не двинусь. Постоял, постоял, потом все же пошел дальше, а куда — и сам не знаю. Только вижу — передо мной уже не гора, а стена, карабкаюсь на нее, а взобраться не могу. Кругом какие-то кусты, холод могильный, аж мороз по коже подирает. Вдруг снова огонек блеснул. Я к нему. А он от меня. И давай меня водить, и давай. Ходил я, ходил, а потом и думаю: нужно тут ждать рассвета, пока вся эта нечисть не раскомандируется по своим квартирам; видно, попал я на ихний шабаш, и пока они мною не наиграются, отсюда не выпустят. Закутался в свитку, сижу, зуб на зуб не попадает, а нечистая сила такое вытворяет — волосы на голове поднимаются. То зальется соловьем, то совой заухает, то петухом закукарекает, то подкрадется потихоньку и дернет меня за полу, то шапку собьет, и все нюхает и нюхает меня, словно собака. Так она выпустила на меня свои чары — заснул я… Утречком проснулся — и что бы ты думал? Сижу в Зеленом яру, в кустарнике, до мельницы рукой подать. Взял бы чуть влево — и как раз дорожка к ней, а я вправо поперся. Вот и скажи, что это не нечистая сила!

— Просто ты с дороги сбился,— возразил Тимко.

— Сбился? Тогда растолкуй мне, ежели ты такой умный, почему я ходил по этой дороге тыщу раз и никогда не сбивался, а в ту ночь сбился?

— А еще бывает, что люди по церквам лазят,— сказал Марко.

— Хворые, вот и лазят.

— Были бы хворые, не ходили бы по карнизам, где только воробьи разгуливают.

— Бабья брехня.

— Не знаю — брехня или нет, а вот со мной раз такое было, что не мог с печи слезть…

— Это тебе туман в голову ударил,— засмеялся Тимко.

В эту минуту послышался шорох и из темноты вынырнул Денис; кинул Охриму под ноги двух кур с открученными головами и сел у огня.

— Где ты взял? — отпрянул Охрим.— А если прибегут из Вишневого женщины обыск делать? Да ты знаешь, что тут будет? Без штанов в Трояновку побежим.

— А что теперь делать? Назад не понесем. Ощипай, Марко, и в кулеш,— посоветовал Тимко.

Марко кинулся потрошить кур. Тимко подбросил веток в костер и сходил к озеру за водой, а Денис снова улегся на разостланный кожух лицом к огню.

После ужина хлопцы притащили соломы в хату, где вторую половину, через сени, занимали девушки, и устроили себе хорошую постель.