Водоворот

– По-моему, мальчик однозначно высказал свое мнение, – сказал он громко, обращаясь в основном к батюшке. – И, мне кажется, издевательств над ним на сегодня достаточно.

Батюшка растерянно кивнул – наверное, догадался, кто здесь настаивает на том, чтобы ребенка разрубили пополам…

– Павлик, к Богу нужно идти с открытым сердцем, не сомневаясь в своем желании к нему прийти, – сильным певучим голосом пропел отец Алексий. – И насильно никто тебя крестить не станет.

Он покосился на Зою и не стал говорить больше ничего – так и оставил свои слова двусмысленными. Ковалев оказался рядом с Павликом не задумываясь об этом, машинально встал между ним и Зоей. И тут Юлия Михайловна незаметно для остальных вложила руку Павлика в руку Ковалева. Она ничего не говорила, не подмигивала, не наступала ему на ноги, но жест ее Ковалев истолковал однозначно, хотя обычно не понимал намеков.

– Пойдем, – сказал Ковалев Павлику. – Погуляем, пока идет молебен.

Павлик закивал часто и радостно и чуть не впереди Ковалева направился к выходу. Селиванов сиял, как начищенный пятак, и посторонился, шагнул в холл, пропуская Ковалева в двери. Зою Ковалев не видел, но чувствовал ее ядовитый взгляд в спину, слышал ее частое дыхание – она не сразу нашла возражения, а может, и боролась с собой и своей совестью.

Она опомнилась, когда Ковалев был уже за дверью, заорала вслед:

– Вы не имеете никакого права!..

И тут Селиванов захлопнул дверь в столовую снаружи и сунул в петли для замка шнурок для зарядки телефона. Хохотнул, завязывая шнурок покрепче, со словами, обращенными, должно быть, к Зое:

– А вот хрен тебе на весь макияж!

– Селиванов, это называется хулиганство… – намекнул ему Ковалев, не собираясь, впрочем, ничего менять.

– Я скажу, что это вы завязали, – снова хохотнул тот. Нервно. – Гребите отсюда шустрей, пока вас не поимели орально-церебральным путем.

Между тем в дверь изнутри стучали все громче, слышались возмущенные выкрики воспитателей и врачей, Зоя грозила вызвать милицию. Однако Павлик одевался с такой поспешностью, что Ковалев решил не обращать внимания на угрозы – пусть скандал уляжется в отсутствие ребенка.

Селиванов на прощание хлопнул Павлика по плечу и сказал:

– Пашка, ты молодец! Ты так Зою уел! И вообще…

Павлик от этих слов расцвел, порозовел и ответил:

– Вить, это потому что ты настоящий брат. Самый настоящий.

– Дверь не забудь открыть, – напомнил Ковалев Селиванову.

Чтобы никому не пришло в голову искать нездоровые мотивы в прогулке взрослого с маленьким мальчиком, Ковалев решил вести Павлика к себе домой, к Владе и Ане. И детям вдвоем будет веселее, и чаю можно попить, и диван, как обещал, передвинуть.

Подходя к мосту, Павлик все внимательней разглядывал реку, а потом спросил:

– А речку можно зимой переплыть?

– Нет, – ответил Ковалев.

– Совсем?

– Такую нельзя. Маленькую можно, но не нужно.

– А почему нельзя?

– Потому что вода холодная.

– Ну к холоду же можно привыкнуть… – не очень уверенно сказал Павлик.

– Если ты привык к холоду, то, считай, уже утонул. От холода люди умирают. А в холодной воде быстро теряют сознание и тонут.

– И что, совсем-совсем никак нельзя речку переплыть? – не поверил Павлик.

– На лодке можно. Но мы пойдем через мост.

Однако, оказавшись у моста, Павлик, как и Аня в первый раз, растерялся и попятился.

– Какие дырки большие… А если провалишься? В речку упадешь и утонешь?

– Не провалишься.

Ковалев подумал и решил, что спокойней будет перенести ребенка через мост, – Аню он всегда нес через мост на руках, а Павлик был не намного ее тяжелей. Однако Павлик неожиданно растерялся, замолчал – должно быть, его давно никто не брал на руки. Впрочем, на середине моста он успокоился, вертел головой во все стороны, а потом спросил:

– А Бледная дева… То есть ваша мама… Она с этого моста с вами прыгнула?

Ну да, Ириша рассказала Селиванову историю о Бледной деве, и теперь даже младшей группе известны все подробности этого происшествия… В бутылку Ковалев не полез.

– Да, с этого.

– А вы можете показать, с какого места?

– Зачем тебе?

Павлик задумался над ответом, но все же сказал:

– Я же должен ее с днем рождения поздравить, ведь у нее в понедельник день рождения…

Вообще-то день рождения у матери был в июле, но Ковалев вспомнил разговор с Инной и не стал говорить этого Павлику.

А Павлик добавил со значением:

– Ведь больше ее никто не поздравит. Вот вы, например…

Ковалев не стал отвечать.

– Вот с этого примерно места. – Он остановился около перил.

Павлик заглянул вниз.

– Высоко…

– Я надеюсь, ты не собираешься прыгать с моста, чтобы ее поздравить, – проворчал Ковалев.

– Не, я думаю, надо прямо отсюда открытку вниз сбросить. Но мне кажется, одной только открытки ей не хватит… За открытку она от меня не отстанет.

Пожалуй, Инна оказалась права: этот раунд она Зое проиграла… Потому что вместо сочувствия к Бледной деве, вместо взгляда сверху вниз Павлик собирался от нее откупиться. А это совсем другое.

– Ты не понял. Не за открытку, – попытался объяснить Ковалев. – А за то, что ты ее жалеешь, хорошо к ней относишься. За то, что ты один вспомнил про ее день рождения и поздравил.