– А вы чего же про ее день рождения не вспомнили?
Ковалев понял, что заврался, и промолчал.
– А, я понял! – обрадовался Павлик. – Это вы потому, что она и вас утопить собиралась!
– Она не собиралась меня топить. Она меня спасала, – неожиданно резко ответил Ковалев.
Наверное, надо было выбрать тон помягче – Павлик замолчал, будто чего-то испугался.
Ковалев издали заметил, что в доме не горит свет. Хтон, завидев нового хозяина, начал радостно рваться с цепи.
– А это… тот самый волк? – Павлик испуганно попятился.
– Не бойся, он же на цепи. Но вообще-то он оказался совсем не злой – просто его никто не любил, вот он и злился на всех.
– Анька говорила, что спокойненько его гладит, – вздохнул Павлик и поежился.
Ни Влады, ни Ани дома не было. Ну вот куда они подевались? Отправились гулять? И баба Паша нарочно не пришла, не хотела мешаться. Ковалев набрал номер Влады – ее телефон тут же зазвонил в маленькой комнате…
На столе в кухне лежали привезенные Владой пирожные, и, понятно, оставить Павлика без угощения, сразу пойти искать Владу и Аню, было просто жестоко, с таким вожделением ребенок смотрел на стол…
– Раздевайся. Попьем чаю с пирожными, а потом пойдем гулять. Если хочешь, и Хтона с собой возьмем.
– А он меня не загрызет?
– Нет, не загрызет совершенно точно. И даже не укусит.
Ковалев не успел снять ботинки – вешал куртку Павлика на вешалку, – когда услышал за окном шум подъехавшей машины. Низко и грозно залаял Хтон. А через минуту, распахнув настежь все двери, в дом ворвались человек пять полицейских. И первым был капитан, похожий на мышь и таракана одновременно… Брань его была преимущественно нецензурной.
Перепуганный Павлик забился в угол кухни, между столом и холодильником, а Ковалева скрутили быстро и без церемоний, хорошенько приложили лицом о дверной косяк и надели наручники. Ему хватило ума не сопротивляться.
– Теперь ты точно у меня сядешь… – сквозь зубы процедил капитан и прибавил несколько сочных ругательств.
– За что? – все-таки спросил Ковалев, хотя поза – лицом в стол – не располагала к конструктивному диалогу.
– Статья сто двадцать шесть в отношении заведомо несовершеннолетнего – от пяти до двенадцати, статья сто тридцать пять часть третья в отношении лица, не достигшего двенадцатилетнего возраста, – от двенадцати до двадцати.
Номера статей ни о чем Ковалеву не говорили – раньше его не сильно интересовал уголовный кодекс.
– Это вы обвинение предъявляете? – уточнил Ковалев.
– Ты поговори у меня, пидор гнойный… Гляди-ка, мужики, он сейчас еще и адвоката потребует! – Капитан хохотнул. – Пакуйте его, в отделении разбираться будем.
Куртку Ковалеву надеть не предложили, а просить он не стал. И к милицейскому козелку тащили, держа под руки с двух сторон, хотя ни бежать, ни сопротивляться Ковалев не собирался, и это было очевидно. Из разбитого о косяк носа на белый свитер капала кровь, и бровь, похоже, тоже рассекли до крови.
– А ребенка-то куда? – между делом поинтересовался один из ментов.
Надо же, про ребенка они и забыли!
– Веди его в санаторий, – велел капитан, – там воспитательши волосы на заднице рвут с перепугу…
Хтон рвался с цепи и захлебывался лаем. Счастье, что он был привязан, – собаку запросто могли и застрелить…
Из дома в тапочках выскочил Коля, подбежал к своей калитке, заорал, перекрикивая собачий лай:
– Вы чё, мужики? Охренели? Это ж сосед мой, Серега!
– Коль, а ты каждой бочке затычка? – Капитан искренне расстроился появлению свидетеля. – Я давно на тебя дело завел.
– Это какое такое дело? – неуверенно спросил Коля.
– Аппарат на чердаке стоит? Значит, гонишь.
– Я себе. Для личного, так сказать, потребления, – с еще меньшей уверенностью пробормотал Коля, но все же спросил: – Морду-то за что ему так расквасили?
– Это он упал. О порог споткнулся, – снова хохотнул капитан. – А, гражданин майор?
– Бился головой о косяк в порыве искреннего раскаяния, – проворчал Ковалев.
– Ты пошути мне здесь! А то я еще и сопротивление при задержании добавлю. Здесь тебе не город, тут я царь и бог, понятно?
Чего ж не понять? Приехал хлыщ из города в чистой одежде, в звании майора к двадцати девяти годам, – приятно, должно быть, над ним поглумиться, чтобы нос не задирал… Особенно если к сорока ты сам только до капитана дослужился…
Впрочем, будь Кавалев на месте ментов, он бы тоже не церемонился с похитителем ребенка, но… их не интересовал ребенок, они не ребенка защищали. Им даже козел отпущения не требовался – зачем заводить дело на ровном месте? Однако они упорно доказывали самим себе, что абсолютно правы. Им нравилась эта их абсолютная правота…
Последнее, что Ковалев увидел, прежде чем его посадили в козелок, – баба Паша, изо всех сил торопившаяся в их сторону. Она не успела – УАЗ рванул с места, когда она не прошла и половины пути. И Ковалев надеялся, что она его не заметила… Однако сильно сомневался, что Коля промолчит о том, что видел…