Водоворот

Ковалев ничего не ответил. Врезать бы ему по зубам – тогда инцидент точно был бы исчерпан. Однако такой вариант примирения с главой местной администрации Ковалев счел слишком эксцентричным, особенно на глазах у всего поселка.

Илья Валентинович направился к школьному оркестру – должно быть, отдать распоряжение, – а к Ковалеву незаметно, бочком, подошел отец Алексий. По-дружески положил руку ему на плечо и заглянул в глаза.

– Спасибо, что пришли.

– Не за что, – фыркнул Ковалев.

– И тем не менее. – Он посмотрел на окно часовни, потом в даль и покачал головой. – Погода портится…

– Куда уж хуже, – осклабился Ковалев.

– Дождь сейчас пойдет. Сильный. Река еще выше вздыбится…

Отец Алексий как в воду глядел: не прошло и четверти часа, как хлынул ледяной дождь, положив конец народным гуляньям.

* * *

К вечеру дождь сменился мокрым снегом. Ветер не утихал, а может, стал сильнее. Печка дымила, ветер будто вдувал дым обратно в трубу, и все равно в доме было тепло и уютно, и приятно было смотреть на непогоду за окном. Ковалев хотел впустить Хтона на веранду (в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит), но на крыльце его не нашел – должно быть, тот спрятался где-то от дождя и ветра.

Аня, на этот раз согласившаяся переночевать «дома», уже спала, а Влада перебирала видеокассеты тети Нади, искала, какое бы кино посмотреть.

– Ой, гляди! «Деревенский детектив»! Не хочешь? – спросила она у Ковалева.

– Я сыт по горло деревенскими детективами… – проворчал тот в ответ.

И в эту минуту свет мигнул и погас.

– Серый, это что? – замерев, спросила Влада.

– Я думаю, ветер порвал провода, – вздохнул Ковалев.

– Да? А разве электричество не по кабелю идет?

– Думаю, нет.

Стук в дверь прозвучал зловеще, и Влада охнула. Дверь приоткрылась со скрипом.

– Дома хозяева? – раздался Колин голос. – Вы чё, спите, что ли?

– Нет, мы не спим, – ответил Ковалев. – Свет отключили.

– Я так и знал, что кина сегодня не посмотрю! – сказал Коля и выругался. – Так чего вы сидите? Свечки зажигайте, это надолго: пока соберутся, пока найдут, где обрыв, пока сделают… До утра могут провозиться. Вот тоже работа у мужиков – ночь-полночь, дождь, холодина, а ехай и чиняй…

– А я-то не поняла, зачем столько свечек на полке стоит! Думала, тетя Надя любила романтику. – Влада хрюкнула.

Через пять минут по кухне были расставлены зажженные свечи – выглядело это не очень-то романтично.

– В лучших готических традициях. – Влада огляделась, довольная собой.

– По-моему, в лучших традициях темного крестьянства до появления лампочки Ильича, – хмыкнул Ковалев.

– Темные крестьяне жгли лучину, свечи – в традициях дворянства и купечества, – парировала Влада.

– У меня-то фонарь есть, с аккумулятором, – похвастался Коля. – Только он разряжен. Все хотел зарядить, да руки не дошли. Каждый раз, как свет отключат, думаю зарядить…

Как ни странно, при свечах было довольно светло – или так казалось после полной темноты. Коля, уже сидевший за столом, извлек из-за пазухи бутылку армянского коньяка и теперь крутил ее в руках, будто не знал, что с ней делать.

– Тут это… Я по делу пришел. То есть народ меня послал. Видал? – Он ткнул пальцем в этикетку на бутылке. – Это тебе не бодяга какая-нибудь, пять лет выдержки… Знаешь, сколько стоил? Охренеть… Три литра водки можно было взять. А то и четыре.

– Чего ж не взяли?

– А потому что из уважения, – с издевкой ответил Коля. – Культурному человеку – культурная поллитра.

Он, с сожалением глянув на бутылку, поставил ее на середину стола и продолжил, запинаясь:

– Так это… Народ меня послал с общественной просьбой. У меня так уже подвал зали́ло, еле успел картошку вынуть. И у всех, кто близко к берегу живет, то же самое. А ну как еще выше вода пойдет? Раньше Федька Смирнов реку усмирял, а еще раньше – отец его. Вот теперь ты.

– Что «я»? – скептически переспросил Ковалев.

– Тебе теперь реку усмирять. Народ вот на бутылку сложился, три литра водки можно было взять, а то и четыре…

– Коль, вы с народом в своем уме?

– А чё? Раньше Федька Смирнов… Ну, он коньяк не любил, мы ему водку брали. Но ты-то культурный…

– Коль, я культурный, но коньяк мне не нужен. Тем более дорогой. Снеси обратно в магазин.

– Так чего, водки лучше взять? – оживился Коля.

– Нет, водки мне не надо тоже. Коль, я не ведьмак, не водяной, не шаман, и никаких танцев с бубном вы от меня не дождетесь. Если надо – могу помочь картошку из подвалов выносить.

– Картошку и без тебя вынесут, – поморщился Коля, помолчал и вскинулся: – Ну чё ты ломаешься? Как целка… Ну чё, поклониться тебе или на коленки встать?

– Совсем обалдел? Я. Не. Ломаюсь. Я ничего сделать не могу, как тебе еще объяснить?

– Да можешь. – Коля махнул рукой. – Не хочешь попробовать, стесняешься чего-то…

– Чего я стесняюсь? У меня бубна нет, чтобы на берегу сплясать.

– Заладил: бубен, бубен… Федька без бубна справлялся. И ты справишься. Подумай, короче. А я пойду, пока сарай не смыло… – Он поднялся.

– Коль, может, помочь? С сараем?

– Без сопливых… – проворчал Коля от двери. – Подумай. Люди на тебя надеются, так и знай.

Бутылку он оставил на столе.