Водоворот

– Проверено. Но ни в коем случае нельзя брать в руки палку, и вообще – размахивать руками. Пойдем обратно, – вздохнул Ковалев. – Там Аня и Инна Ильинична нас ждут.

– Вы меня на молебен отведете? – недоверчиво спросил мальчик.

– Нет. Вернемся в санаторий к обеду, когда все закончится.

– Вы только Витьку не выдавайте, ладно? – оживился он. – Я скажу, что сам сбежал, без Витьки. Мне ничего не будет, я маленький. А Витьку из санатория выгонят. И про дядю Федю не говорите, хорошо?

– Его тоже из санатория выгонят? – усмехнулся Ковалев. И подумал, что за похищение ребенка, даже невинное, дядя Федя может огрести срок.

– Нет. Просто не говорите, и все.

– Ладно. Я скажу, что нашел тебя на остановке, когда с Аней гулял. И ты тоже так говори.

Возвращение в санаторий к обеду закончилось потрясающе громким скандалом: две милицейские машины с включенными мигалками, скорая и пожарная машина, испуганные дети, запертые в спальнях, весь персонал санатория в лесу на поисках пропавшего мальчика – в другой стороне от реки, кстати, – заплаканная воспитательница младшей группы, главврач с сердечным приступом в изоляторе… Ни навороченного внедорожника с шофером-монахом, ни батюшки видно не было.

Историю о том, как он случайно нашел Павлика на автобусной остановке, Ковалеву пришлось рассказывать под протокол. И по настроению местных стражей порядка было видно: они жалеют, что при встрече не приложили его лицом о капот своего козелка, и в его невиновность ни секунды не верят. Военный билет на них впечатления не произвел, а у сорокалетнего усатого капитана, похожего одновременно на мышь и таракана, вызвал только раздражение.

Без обеда Ковалев не остался, но накормили его перед самым полдником, когда уехала милиция, и после долгого тягостного разговора с Зоей Романовной. Она умела допрашивать не хуже ментов, а может, и лучше. И то, что побег организовал Селиванов, она понимала (не догадалась только об участии в этом Сашеньки Ивлева), и то, что встреча на шоссе произошла намного раньше, чем сказал Ковалев, она подозревала, и даже о дяде Феде пробовала заговорить. Но давить не пыталась, понимая, что Ковалеву есть чем ответить: о причинах побега мальчика она милиции отчитываться нужным не посчитала.

Ковалев не стал обострять конфликт, но смутить Зою Романовну ему все же удалось – правда, лишь на минуту. Уже на выходе из ее кабинета он спросил:

– Зачем вы сказали мальчику, что его преследует волк? Ведь это обычная собака.

– Что? Какой волк? – Она напряглась, хотя и изобразила непринужденность.

– Когда я увидел его на автобусной остановке, рядом бродила большая серая дворняга.

Лицо Зои Романовны стало неестественно бледным, хотя больше ничем она не выдала своей растерянности.

– Вы… ее видели? Или это Павлик вам пожаловался?

– Да, я ее видел. Она рычала и пыталась на меня кинуться.

– Какой ужас… – тихо пробормотала Зоя Романовна, но быстро оправилась: – Мальчик боится несуществующего волка, а тут – встреча с большой серой собакой… Очень, очень некстати. Это может стать фобией на всю жизнь.

– Ну, если вместо того, чтобы рассказать, как правильно вести себя при встрече со злой собакой, учить ребенка креститься и молиться, – да, может стать фобией, – не удержался Ковалев.

– Не путайте детские фантазии с реальностью. Никто не учит ребенка креститься при встрече с собакой. – Зоя Романовна выразительно подняла глаза.

После полдника Ковалев повел Аню в дом тети Нади, собираясь переодеть все еще мокрые сапоги.

– Представляешь, пап, оказывается Пушкин написал сказку не про попа, а про купца! – весело щебетала Аня по дороге.

– Чего? Про какого купца? Калашникова?

– Нет, ну сказка про Балду! Оказывается, Балда был работником у купца.

– Как это? Сказано же: «Пошел поп по базару…»

– Вот я тоже так знала. Я в тихий час девочкам эту сказку рассказывала, а они мне сказали, что это был не поп, а купец.

– «Жил-был купец – толоконный лоб»? Нескладушки-неладушки.

– Вот и я так сказала, – вздохнула Аня. – А на самом деле «Жил-был купец Кузьма Остолоп по прозванью осиновый лоб».

– Очень интересно, – фыркнул Ковалев. – Кто ж это из воспитателей так исхитрился?

Он вспомнил о старухе в черном, которая вызвалась помогать ему по дому, только когда открыл калитку, пропуская Аню вперед. И вдруг испугался: кто знает, может, старуха тоже ненормальная, как все они тут. Что ей надо, в самом деле? Если скучно и одиноко, шла бы Коле помогать…

Из дома дохнуло сухим теплом, стоило только открыть дверь. И еще запахом ягод и пирогов.

Старуха стояла посреди кухни, без черного платка на голове, в засаленной вязаной кофте, – белоголовая, как одуванчик, маленькая и худая. Лицо у нее было виноватым и испуганным, и руками она теребила пуговицу на кофте, будто не знала, куда их деть. И Ковалев устыдился своих мыслей о злом умысле с ее стороны, когда старушка улыбнулась Ане.

– Ань, это баба Паша, – подтолкнул ее Ковалев. – Она наша соседка и помогает мне по дому.