– До нас быстро дошел слух о вашем рождении… – продолжала Ангелина Васильевна. – Я не знаю, откуда и как об этом узнали в Заречном. Может, Надежда Андреевна случайно обмолвилась, может, еще как-то. Это сейчас все говорят по мобильникам, а междугородный разговор на почте ни от кого скрыть нельзя, и телеграммы открытым текстом слали. Надежде Андреевне Наташка чужой не была, каждое лето к тетке ездила, с раннего детства. А потом Наташка письма начала Смирнову писать – тогда люди писали друг другу письма. Он их из ящика доставал и рвал тут же, нарочно, на клочки, и по ветру пускал, улица была обрывками засыпана – чтобы все видели, какой он гордый. И ведь никто не сомневался, что ребенка Наташка родила от Валерика. И Смирнов не сомневался. Она четыре года здесь не появлялась… И тут неожиданно к тетке нагрянул Валерик, на ноябрьские праздники, с компанией таких же, как он, великовозрастных оболтусов, – на рыбалку. Основательно, на трех машинах… Водка, шашлыки, баня, моторные лодки… В тот год ноябрьские стали недельными каникулами, особенно для студентов, которым прогулять три дня занятий ничего не стоило… И Зойка Наташке телеграмму дала – как злую шутку, поиздеваться. Мол, приехал в Заречное твой Валерочка. Она совершенно тогда с ума съехала: и от радости, и от ревности, – Валерик на нее даже не глянул, и она была уверена, что виной тому Наташка. А Наташка взяла и приехала – чуть не в тот же день… С ребенком – с вами то есть… Взяла вас и пошла к Каблучихе. И ведь никто не усомнился, зачем она ребенка хочет Валерику показать… Никто не вспомнил о письмах, которые она Смирнову писала… Конечно, и баба Каблукова, дура старая, много от себя в эту историю добавила. Сейчас я думаю, Наташка хотела от Валерика признания, что между ними ничего не было и ребенок не его… Валерик, понятно, только поглумился над ней, перед своими друзьями ее распутницей выставил. А через четыре дня она ночью прыгнула с моста…
Ведьма затушила сигарету и тут же закурила новую.
– Признаться, даже я подумала тогда, что она сделала это назло Валерику. Теперь я считаю иначе…
– А ее… не могли столкнуть? – спросил Ковалев, прекрасно понимая, насколько глупо звучит его вопрос.
– Понимаете, Сергей… Александрович, – она запнулась на отчестве будто нарочно, будто хотела что-то подчеркнуть, – ваша мать сделала это в присутствии свидетеля, а потому об убийстве речь не идет. Но если человек на самом деле хочет кончить счеты с жизнью, он при свидетелях делать этого не станет. А вот напугать, таким странным образом обратить на себя внимание, заставить себя слушать… Это свойственно наивным девушкам.
– И кто же был свидетелем?
– Разве Коля вам не сказал? Смирнов, конечно, иначе бы вас точно не было в живых. Это известно всем в Заречном: по словам Смирнова, он выбежал из дома, когда Наташка была на мосту, и бросился за ней. Понятно, что он врал, – он бы не успел добежать до моста, не то что доплыть до середины реки, если бы увидел Наташку в окно. Значит, он увидел ее раньше. А может, она на мост побежала от него, теперь я и такое допускаю. В ту ночь у Надежды Андреевны было суточное дежурство, и никто не может сказать, что Наташка делала перед тем, как…
Ангелина Васильевна помолчала и несколько раз подряд затянулась сигаретой.
– Не знаю, понятно ли вам, какой страшный выбор делал Смирнов тогда, на середине реки… Наташка, говорят, камнем пошла на дно, а на вас была болоньевая курточка, она надулась и не позволила вам утонуть сразу. Но дело не в этом, конечно… Он мог бы спасти Наташку, если бы не было вас… Попытался бы, по крайней мере. А вытащить обоих не успевал точно. Не забывайте, он считал вас сыном Валерика Орлова, потому… В общем, мне бы не хотелось когда-нибудь встать перед таким выбором…
– Но вы же сами сказали, что он был ревнивым…
– Не говорите ерунду, – фыркнула ведьма, выдохнув облако дыма. – Он до самой смерти в день памяти Наташки бросал цветы в воду. Это в начале-то ноября… Он, по-моему, так и не простил себе этого выбора. Даже милиции не пришло в голову его в чем-то обвинить.
– Для милиции, я думаю, версия самоубийства была удобней…
– Да, конечно. Смирнов же как раз твердил, что Наташка испугалась поезда, что по мосту шел поезд и ей некуда было деваться. Над этим только посмеялись: во-первых, зачем она среди ночи шла через мост, а во-вторых, на мосту две площадки, где можно безопасно пропустить поезд мимо. Она же бросилась в воду, не добежав до первой площадки десятка шагов. Увидев поезд, она бы и на берег вернуться успела, и до площадки могла дойти не торопясь.
Ковалев поверил бы в версию Ангелины Васильевны, хотя и с трудом, – плохо представлял себе мотивы женщин в таких делах, – если бы не одно «но»: она бы не стала прыгать в воду с ребенком, если бы хотела кого-то напугать или заставить себя слушать… Это было бы слишком. Может, это все же был несчастный случай? Может, ее в самом деле напугал поезд?
А ведьма, затянувшись еще несколько раз, перешла на другую тему: