Водоворот

– Так вот, после этого случая Зойка начала чахнуть, взяла в институте академотпуск, потому что едва не завалила зимнюю сессию. Разумеется, из-за Валерика. Ведь что удивительно – он тогда снизошел до нее, правда ненадолго. Романом я бы их отношения не назвала, для Валерика это была случайная связь в пьяном угаре, не интрижка даже… И мне показалось, что с тех ноябрьских праздников он так ни разу и не протрезвел. До самой смерти – а умер он лет через пятнадцать после этого. Забеременеть Зойке не удалось. Она тогда похудела, прямо высохла, стала все чаще болеть, едва не умерла от пневмонии… А потом вдруг ударилась в религию, хотя раньше была воинствующей атеисткой. Она в пединституте училась, на психолога, ее рассказы о разговорах с Богом я, студентка медвуза, понимала только как симптом серьезного психического расстройства. Мы на этом и рассорились, разошлись. Но вера помогла ей выкарабкаться из депрессии, она отъелась и выздоровела. И до сих пор утверждает, что Бог спас ее от смерти.

* * *

Река знает и помнит все, прячет отражения в черных омутах и шепоты в серебристом тумане… Малиновым киселем пахнут летние закаты, и вода в черных омутах обращается в белое молоко, теплое, с легкой сладостью.

– Комары…

Шепот над омутом в густом тумане. Нет пути в то лето, не течет река вспять, и войти в нее можно лишь однажды.

– Не бойся. Сделай вид, что их нет, – и их не будет. Вот смотри, на меня ни один не сел.

– Ты не сладкий.

– Я водяной. Если ты со мной дружишь, то и на тебя ни один не сядет.

– Я с тобой дружу…

Смех звенит над водой, переливается, как капля росы в лучах солнца, но туман не выпускает его из мягких своих объятий.

– Дай руку. Осторожно, тут коряга под водой.

– Ага… Коряга… А теплая вода, правда…

– Это я ее нарочно согрел. Погоди-ка. Стой здесь.

Легкий всплеск – будто рыба играет. Далекий вдох и снова всплеск.

– На. Держи.

– Ой, кувшинка! – Голос рвется из тумана, вспархивает над берегом.

– Тише… Услышит кто-нибудь. Будут говорить потом…

– Да и пусть!

– Мне-то что, мне только уважуха… А про тебя плохо подумают.

– Да и пусть. Я невеста водяного, мне не страшно.

Туман вьется над теплой водой, сплетается в призрачные силуэты, и они сплетаются между собой, льнут друг к другу – туман прячет их от чужих любопытных глаз. Беззвучен долгий поцелуй, лишь сбившееся дыхание заглушает грохот сердец. Нашептанные слова любви река слышала не раз и не раз еще услышит – и снова спрячет в тумане, утащит на дно черного омута… Глубоко утащит – не донырнуть, не достать. Грезы и видения, посланные рекой, суть мороки – из черных омутов на самом дне памяти.

Вода смоет следы потерянного целомудрия и сохранит чужую тайну. Река знает и помнит все, но никому не расскажет.

Павлик проснулся будто от толчка – ему снилось, что волк уже прокрался в спальню и дышит ему в лицо. В лицо ему никто не дышал, но в полоске света, пробивавшегося в щель под дверью, явственно проступали две тени – от волчьих лап… Павлик слышал, как волк переступил с ноги на ногу (когти клацнули по полу), а потом тень волка закрыла свет – он лег под дверью. Павлик хотел разбудить Витьку, но тот проснулся сам и сел на полу, всматриваясь в темноту. А потом шепнул еле слышно:

– Фигасе…

Волк не двигался – Павлик начал сомневаться, что в самом деле видел его тень и слышал шаги. Ему не было страшно, потому что Витька сидел между ним и дверью, и даже хотелось немного, чтобы он не ошибся, чтобы волк в самом деле лежал сейчас под дверью…

А потом далеко внизу по ступенькам застучали каблуки – кто-то из воспиталок уверенно шел наверх, к спальням. Они всегда так ходили, и днем и ночью, нисколько не боясь разбудить детей. Расслабившийся было Витька подался вперед и опять шепнул «Фигасе», только не удивленно, а с любопытством.

Под дверью снова клацнули когти – волк поднялся, постоял немного и направился к лестнице. Витька поднялся тоже и на цыпочках шагнул к двери. Павлик не сомневался, что волк должен бояться взрослых, тем более при свете, но тут вдруг представил, например, Тамару в узком коридоре, навстречу которой идет волк… Картина, скорей, виделась ему забавной – Тамара наверняка начнет орать и перебудит весь санаторий.

Витька неслышно подошел к двери и осторожно нажал на ручку, выглядывая в коридор. И отшатнулся на секунду с раскрытым ртом. Павлику очень хотелось посмотреть, что же он там увидел, – и совсем не хотелось оставаться в темной спальне без Витьки. Он тихо-тихо встал с кровати и не стал искать тапочки…

Павлик успел увидеть лишь мелькнувший хвост – воспиталка поднималась по дальней лестнице, и у зверя оставался путь для отступления. Каблуки застучали чаще – наверное, она увидела волка и побежала от него… Но не орала, нет…

Витька, заметив Павлика, прижал палец к губам, взял его за руку и вывел из спальни. Шепнул в самое ухо азартно:

– Поглядим-ка, чё щас будет… – И на цыпочках пошел к лестницам.