Водоворот судьбы. Платон и Дарья

Казаки, гикая на коней, рассыпались в стороны и заорали, как дикари. Кто-то лихо засвистел. Кони неслись сломя голову. Вперед вырвались сильные кони с отчаянными всадниками. Над папахами казаков засверкали стальные клинки. Воющий неудержимый вал достиг плоскогорья. Казаки, пригнувшись к гривам, неслись прямо на противника. Из-под конских копыт летела липкая грязь.

Вдруг в голове Платона пронеслась пугающая мысль, что они сейчас все погибнут, потому что силы были неравными. Полсотни плохо вооруженных казаков мало, что могли противопоставить хорошо вооруженному противнику. Конский топот сближался все ближе и ближе.

— Казаки не страшись помереть!

Казачья жидкая лава заколебалась. Грудастые кони яростно захрипели, оскалив зубы. Всадники завертелись в седлах, в воздухе заблестели шашки. Казаки сжимали озябшими руками шашки. Крики слились в один протяжный вой. Кто-то крепко бранился, понимая, что это его последний бой.

Между всадниками все меньше оставалось расстояния. От топота копыт плоскогорье загрохотало шумными перекатами. Все пространство наполнилось свистящим роем пуль. Они ударялись о камни и со свистом уносились в разные стороны. Падали подстреленные лошади и всадники. Противники столкнулись в смертельной схватке, и на поле все перемешалось. Русские убивали русских с небывалым ожесточением, без всякой жалости, будто и не русские были с той и другой стороны. Слышались предсмертные стоны, брань и проклятья. В разные стороны уносились одичавшие кони без всадников. Обе стороны несли невосполнимые потери.

Платон бился из последних сил, но вся сила в плечах иссякла. В конце боя над его головой просвистела шашка, но он, почувствовав смертельную опасность, успел быстро пригнуться. Одной секундой позже и голова скатилась бы с плеч. Перелыгин защищаясь, отбил все удары сабель, которые неминуемо должны были разрубить его тело, но внезапно возникший перед ним красный кавалерист, выстрелил в упор. Перелыгин упал и увлек за собой лошадь. И поле, и хутор, и лежащие на земле люди закрутились перед его глазами.

– “Вот и пришла смерть, — успела мелькнуть последняя мысль у казака.

Все провалилось во мрак. Платон, потеряв сознание, рухнул на землю, как срубленное деревце. Зло заржав, черный конь бежал с поля боя. Вороной помчался вниз с развевающейся по ветру гривой. Бой кончился, стрельба прекратилась. Посреди плоскогорья валялись, перемешавшись, убитые русские люди. И было совсем непонятно, где лежали красные, а где казаки.

— Ну что, отмахался шашкой царский заступник, — буркнул бородатый кавалерист и, прихватив оружие Платона, ускакал.

Но Перелыгин уже ничего не слышал и ничего не видел.

— Что там — все мертвы? — недоверчиво спросили кавалериста.

— Да, — равнодушно ответил бородатый красногвардеец.

Понемногу все стихло. Застучали копыта по каменистой дороге. Красные, собрав своих погибших и раненых, уходили.

Когда Перелыгин очнулся, то сразу же почувствовал сильную боль в плече. Голова гудела, рубашка прилипла к телу. Ему тяжело дышалось, а тело с трудом повиновалось. Определить сколько он пролежал на земле — казак не смог. Платон потерял счет времени.

Перелыгин попытался подняться на ноги, но в голове внезапно потемнело и он, застонав, рухнул на землю, и едва опять не потерял сознание. Он немного полежал на земле и мрак перед глазами постепенно рассеялся. С трудом поднявшись, казак блуждающим взглядом осмотрел место боя. Ноги подкашивались, кровь тугими ударами била в виски. Шашки рядом не оказалось.

На плоскогорье валялась груда мертвых тел казаков. Хотя идти было трудно, но, обойдя каждого казака, Платон убедился, что ни один казак не выжил. Ему стало, нестерпимо жаль казаков. Перелыгину было больно сознавать, что он потерял всех своих товарищей. И в то же время в его голове билась радостная мысль, что он сумел уцелеть. Он, как дитя радовался всему: белому свету, шуму ветра, аромату трав, звонким птичьим голосам. Умирать в то время было просто, выжить стоило неимоверных усилий.

Казак, тяжело переставляя ноги, поплелся к хутору. Вокруг дымилась земля. Было жарко и душно. Хутора не было видно — он утонул в едком черном дыму. Казак приблизился к нему и его ошеломило печальное зрелище.

Окраина хутора сгорела, пламя пожирало все деревянное. Желтое пламя безжалостно лизало серые бревна хат. Из-под крыш и оконных проемов вырывалось яркое пламя, валил густой дым. Рядом треском рухнула сгоревшая крыша. Воздух накалился, стало нестерпимо жарко. Вспыхнула как свечка черемуха во дворе Чернавиных. Нестерпимый жар от догоравших бревен дотянулся до тела Перелыгина. Огонь опалил волосы, усы, брови. Однако черный дым, расстилавшийся над хутором, не смог полностью заслонить неба. К земле пробивались слабые солнечные лучи.

У Перелыгина все время кружилась голова, во всем теле чувствовалась необычайная слабость. От тошнотворного головокружения плыла и покачивалась земля. Во рту было сухо и горько. В мутных глазах, как будто карусель крутилась. Не хотелось двигаться. Им овладело полное безразличие к окружающей обстановке.