Воды любви (сборник)

свеча горела на столе, свеча горела
шипела тлела даже жгла
повсюду черно, страшно, мгла
чернеющая, Русь зияет
открытой раной нараспашку
я шелковую расстегну рубашку
воскликну – тысяча чертей
где моя шпага, ей же, ей
нет, я не гей,
увы, другой
совсем неведомый герой
свечу зажег, и воспалил все раны
вы не находите, как странно
сплетенье рук и даже тела
в огне узреть
мне надоело
все это – символизм, метафора, подтекст
у моего отца был винный трест
он настоял было на мясо-молочном пту
увы, мой дядя самых честных правил
мне завещание отца подправил
и я пошел по интеллигентной части
ну в смысле я ботаник и болтун по масти
в натуре, понял, пасть порву
очко, моргала… что там еще в списке
тех джентельменов, что записки
из зада в зад таскают в коридорах:
угрюмых, гулких, мрачных… и конвой
как пенный след
всегда кипит за их кормой
…свеча горела на столе, свеча пылала
она с тобой нам предсказала
две дачи в переделкино, три шелка одеяла,
пост секретаря СП,
одну лишь нобелевку, перстень
сантехнику немецкую… о, мести
злосчастных фурий не боюсь
к тебе, любимая, притрусь
достану свой огарок из штанов,
пусть он не в размер революционный
паспортины гражданина,
описанной ушедшим маяковским
он был конечно не таковским
злосчастный лох влюбился как щенок
я же как волк тебя терзаю, лаю,
кость глодаю, мясо рву…
что?… о, нет! опять порвался?!!
вери сэд бат тру!

Закончил Ион стихи цитировать чудные, за десять лет работы заученные. Подошел к факелу, через тела ступая. Взял в руку. Поводил задумчиво огненной по воздуху.

Запахло, почему-то, яблоками…

…в Кишиневе, куда Ион прилетел первым же рейсом из Москвы, москвич – именно так он представился в службе такси – взял машину, персонального водителя, и рванул домой. В родные Мерены. Там нашел Стелуцу. Старшенького, Никидуцу, так и не повидал. Тот как раз вчера ночью ушел хлеба по дорогам просить. Потом найду, решил Ион. Объяснил все любимой. Та, отощавшая, ослабевшая, ушам своим не верила. Счастье какое семье ее привалило!

– Только поторапливаться надо! – сказал Ион.

– Белый порошок больше суток не действует, – сказал он.

– Очнутся, увидят, нет факела, нет меня… война начнется, – сказал он.

– И не объяснишь им, что я заради сохранности его взял, – сказал он.

– Присмотреть, пока они там в отключке валяются, – сказал он.

– Чтобы не спер кто, – сказал он. – А если решат, что я украл….

– На Молдову нападут танки русские, – сказал он.

– Но это еще полбеды… хуже, уволят меня, – сказал он.

– Так что собираемся, режем Анну-Марию, и в путь, – сказал он.

Стелуца сказала:

– Ион, но ведь не по-людски получается, – сказала она.

– В смысле, – сказал Ион.

– Мы ведь почти миллионеры уже, – сказала она.

– Надо бы праздник устроить на все село, – сказала она.

Ион погладил любимую по волосам, черным, как «Мерседес» хозяина. Сказал:

– Милая, в бою все решает слово «вовремя» – сказал он, вспомнив лекции хозяина для молодых гостей, которых тот звал, почему-то, «нанашистами», хотя всему миру известно, что у русских дикарей нет никаких «нанашей» (кум – с румынского).

– Раньше полцарства за коня давали, – сказал он.

– А мы сейчас пол-Федерации за корову выручим, – сказал он.

Сжал в руке нож. Пошел резать последнюю корову, Анну-Марию. Глянула та на хозяина покорно – от недокорма на ногах еле держалась, – и шею подставила. Словно молдаванин паспорт пограничнику румынскому протянула… Потекла по рукам кровь скотины покорной. И хоть Ион руки вымыл, но чувствовал ее – липкую, мерзкую, – когда мчался на такси в Кишинев со Стелуцей, и когда на деньги, от продажи туши вырученные, ящик яблок покупал. Настоящих, фермерских! Не то, что говно это русское – ватное, искуственное. Натуральный продукт! С лейблой «made in France» («выращено без применения пестицидов и собрано в Молдавии» – рум.)