Инструменты, с помощью которых ученые изучают – а затем и объясняют – планету в глобальном масштабе, генерируют знание, которое несет на себе отпечаток того, кто познает – кто имеет для этого необходимую подготовку и моральный авторитет, а также указание на то, для чего это знание нужно. Моя книга рассказывает о людях, создававших такие инструменты познания, и о том, как они изменили наше понимание планеты. Так вышло, что почти все мои главные герои, за небольшим исключением, англоговорящие мужчины, но все они жили в разные времена, в разных местах и, что, пожалуй, самое важное, шли в своем научном поиске очень разными путями. Такой выбор персонажей был сделан мною сознательно, с целью показать, что наука о климате, какой мы ее сегодня знаем, в действительности представляет собой сплав широкого разнообразия способов познания Земли. Такая множественность путей генерации знания обеспечивает устойчивость общей конструкции нашего понимания, однако эта же множественность порождает потребность в междисциплинарной интеграции, что в последние десятилетия стало особенно актуально. Призывы к этому звучат давно и громко, но реальное взаимодействие между естественными и общественными науками по-прежнему труднодостижимо. Недавний метаанализ 20 оценок исследований глобального климата показал, что «только в пятой части всех проанализированных исследований была предпринята попытка интегрировать все практически значимые элементы или учесть социально-экономические и геофизические аспекты во всем спектре пространственных масштабов»[370]. Тем не менее эта книга ясно дает понять, что изучение климата всегда носило междисциплинарный характер. Хорошо это или плохо, но такой отдельной независимой дисциплины, как наука о климате, никогда не существовало.
Любое глобальное знание неглобально по своему происхождению: в его основе всегда лежат усилия конкретных людей, конкретные места и события. Само по себе это не хорошо и не плохо – это просто факт, о котором нужно помнить. Глобальное знание обладает мощной силой, и, вероятно, сегодня мы нуждаемся в нем как никогда прежде, но это не делает его чем-то само собой разумеющимся. Все наши глобальные знания, подобные тем, что описаны в этой книге, являются продуктом интеллектуальных усилий конкретных людей, работавших в конкретном месте в конкретное время, – а это значит, что истории этих знаний могли бы сложиться совершенно иначе. Другими словами, Земля для всех одинакова, но, если выражаться в духе Тиндаля, она скрывает себя за множеством завес. Люди приоткрывают эти завесы одну за другой с помощью различных научных дисциплин, на которые они разделили изучение планеты, таких как геология, физика, астрофизика, космическая физика, физика атмосферы, метеорология, океанография, палеоклиматология, климатология. Эти дисциплины выстраивают методы научного познания и деятельности и, таким образом, также определяют, что в этих рамках может быть познано. Бесчисленные элементы структуры и случайности целенаправленной работы и непредвиденных обстоятельств, соединяясь между собой, создают сначала индивидуальные жизни и индивидуальные знания, затем ведут к дисциплинарной консолидации знаний и, наконец, к чему-то наподобие схемы Бретертона – синтезу не только всех систем планеты, но и множества способов ее познания.
Междисциплинарность может принимать разные формы. Схема Бретертона представляла собой интеграцию знаний из широкого спектра научных дисциплин. Она также указала на необходимость включения в комплексный подход социальных наук для моделирования роли человеческого фактора в системе. Кроме того, новое понимание изменчивости глобального климата, формированию которого способствовала серия семинаров и конференций, сделало очевидной необходимость еще одного вида междисциплинарной интеграции – науки о климате и традиционной истории.