В конце XVIII в. геологи, такие как Чарльз Лайель и Джеймс Хаттон, открыли «глубокое время» Земли. Но, как убедительно доказывает Мартин Рудвик, еще более значимым, чем открытие «глубокого времени», стало одновременное формирование нового способа мышления, новой формы исторического сознания, которую Рудвик называет «глубокой историей» Земли. Гораздо более важным для понимания планеты, чем просто понимание ее давней истории (которую геолог Джеймс Хаттон поэтически охарактеризовал как «не имеющее следов начала и видимости конца»), оказалось новое осознание «историчности природы»[373]. Библия с ее сложными, полными неожиданных поворотов историями предоставила первым геологам готовую модель понимания того, как протекают изменения во времени. Из Священного писания они позаимствовали основополагающее предположение: геологическая история Земли разворачивалась как череда определяемых конкретными условиями событий, и по своей природе это было гораздо ближе к истории человечества, чем к тому, что происходит в мире небесной механики, описанном Исааком Ньютоном[374]. Заимствование библейской исторической модели произошло отнюдь не случайно. Этот тип мышления, согласно которому в любой из моментов события могли повернуться совершенно иначе, был, как утверждает Рудвик, «намеренно и осознанно перенесен на мир природы» из мира человеческой культуры и истории. Среди прочего Рудвик опровергает общепринятое представление о конфликте между наукой и религией. Понимание Священного писания, по его словам, не только не препятствовало открытию «глубокой истории» планеты, но и «положительно способствовало ему». Тогда как редакторы сборника материалов конференции 1979 г. свели историчность климата к самоочевидности (к «простому изучению истории самого климата»), геология родилась как историческая наука в гораздо более широком и значимом смысле. С момента своего рождения она была наукой, сознательно построенной на модели самой человеческой из всех историй – библейской.
Сегодня наука о климате, будучи отчасти основанной на фундаменте геологии, содержит в себе определенную долю присущей ей историчности. Но одновременно она исповедует и другой подход к истории, более близкий по духу к Ньютону, чем к Хаттону. Ньютоновская вселенная небесных тел – история, которая разворачивалась в форме определенных циклов, а не череды непредвиденных событий, – всегда была частью того, что сегодня, в ретроспективе, мы можем назвать классической климатологией. Ньютоновский физический подход лежал в основе расчетов, посредством которых такие ученые, как Джеймс Томсон, описывали таяние льда под давлением. В совокупности эти физические методы привели к становлению того типа мышления, который позволил Брокеру и другим начать изучение глобальных механизмов, ответственных за зафиксированные в ледяных «архивах» изменения земного климата. Это был совершенно другой, отличный от библейского подход к пониманию внутренней истории климата, который получил название «динамика климата»[375]. Он не опирался на традиционные исторические методы и на междисциплинарное сотрудничество, к которому стремились участники конференции 1979 г., где традиционные историки участвовали в построении климатических временны́х линий. Это было новое восприятие климата. В отличие от представителей дисциплин, ведущих свое происхождение от геологии, таких как классическая климатология, метеорология и океанография довоенного периода, в разной мере довольствовавшихся простым описанием того, как разворачивалась история климата, специалисты в этой новой области, динамике климата, хотели понять, какие причинно-следственные отношения связывают между собой все части климатической системы и как эти связи порождают явления, которые можно измерить и объяснить. В этом контексте изучение истории климата подразумевало понимание причинно-следственных связей между физическими явлениями, а не просто описание этих явлений. Другими словами, у движения воды, воздуха или льда имелась своя история, которая могла быть изучена не только посредством наблюдения и описания, но и с помощью применения соответствующих физических принципов. Статья Генри Стоммела об интенсификации пограничных течений в западном направлении была классическим образцом такого типа мышления в океанографии. Она не только представляла собой попытку понять природные явления при помощи физических принципов, что лежало в основе новой климатической истории, но и продемонстрировала всю ценность простоты на этой новой арене.