Воды слонам!

Незадолго до представления Август зовет меня в костюмерный шатер Марлены взглянуть на объявление о продаже белой лошади. Марлене нужна еще одна лошадка, ведь двенадцать смотрятся куда лучше, чем десять, а в цирке главное — чтобы номер хорошо смотрелся. Кроме того, Марлене кажется, что Вооза угнетает, когда его оставляют одного в зверинце, в то время как остальные лошадки участвуют в номере. Так говорит Август, но я полагаю, что после вспышки на кухне вновь вхожу в милость. А может, он просто считает, что если друга надо держать рядом с собой, то врага — еще ближе.

Я сижу на складном стуле с «Биллбордом» на коленях и с бутылкой сарсапарели в руке. Марлена у зеркала поправляет наряд, и я стараюсь на нее не смотреть. Когда же наши глаза в зеркале все-таки встречаются, у меня перехватывает дыхание, она краснеет, и оба мы отводим взгляды.

Август рассеянно застегивает жилет и дружелюбно болтает, и тут в шатер врывается Дядюшка Эл.

Марлена в ярости поворачивается:

— Эй, а вам не кажется, что прежде чем вломиться в костюмерную к даме, следует хотя бы постучать?

Дядюшка Эл не обращает на нее внимания. Он подходит прямо к Августу и тычет ему пальцем в грудь.

— Это твоя чертова слониха! — орет он.

Август глядит на приставленный к его груди палец и, помедлив, брезгливо снимает его, словно насекомое. Отведя руку Дядюшки Эла в сторону, он достает из кармана носовой платок и вытирает обрызганное слюной лицо.

— Что, простите? — в завершение спрашивает он.

— Это твоя чертова слониха-воровка! — визжит Дядюшка Эл, вновь обрызгивая Августа слюной. — Она вытаскивает кол, к которому привязана, берет его с собой, выпивает этот чертов лимонад, а потом возвращается и втыкает кол обратно!

Марлена зажимает рот ладошкой, но не вовремя.

Дядюшка Эл буквально набрасывается на нее:

— Ах, тебе смешно? Ах, тебе смешно?

Она смертельно бледнеет.

Я встаю со стула и делаю шаг вперед:

— Вам следовало бы иметь в виду, что есть определенные…

Дядюшка Эл поворачивается, хватает меня за грудки и толкает с такой силой, что я падаю на сундук.

Он же продолжает орать на Августа:

— Эта блядская слониха стоила мне целого состояния! Из-за нее мне нечем платить рабочим и приходится вести всякие темные дела, из-за нее я все время получаю по шее от этих чертовых железнодорожников. И все ради чего? Чтобы она даром ела мой хлеб, да еще и воровала у меня этот блядский лимонад!

— Эл! — резко обрывает его Август. — Выбирай выражения. Все-таки здесь дама.

Дядюшка Эл поворачивает голову и, оглядев Марлену без доли раскаяния, продолжает:

— Вуди подсчитает убытки. Я их вычту из твоей получки.

— Вы же уже взяли эти деньги с рабочих, — тихо говорит Марлена. — Неужели вернете?

Дядюшка Эл бросает на нее такой взгляд, что я не выдерживаю и встаю между ними. Он переводит взгляд на меня, скрежеща зубами от злости. И тут же разворачивается и уходит.

— Ну и свинья, — говорит Марлена. — А ведь я могла быть раздета.

Август стоит абсолютно неподвижно. И вдруг берет в руки цилиндр и крюк.

Марлена наблюдает за ним в зеркало.

— Ты куда? — быстро спрашивает она. — Август, что ты делаешь?

Он направляется к двери.

Марлена хватает его за руку:

— Агги! Куда ты?

— Почему это я один должен платить за лимонад? Вот еще! — отталкивает ее он.

— Август, не смей! — она вновь хватает его за локоть и всем своим весом виснет на нем, не давая уйти. — Август, постой! Побойся Бога. Она же не знала! В следующий раз будем ее крепче привязывать.

Август высвобождается, и Марлена падает на пол. Взглянув на нее с отвращением, он натягивает цилиндр на голову и удаляется.

— Август! — кричит она. — Стой!

Но он, откинув полог, уходит прочь из шатра. Ошеломленная Марлена остается сидеть там же, где упала. Я перевожу взгляд то на нее, то на полог.

— Пойду догоню, — говорю я, направляясь к выходу.

— Нет! Погоди!

Я замираю.

— Без толку, — еле слышно добавляет она, — его не остановишь.

— Но я, черт возьми, могу попытаться. В прошлый раз не вмешался — и до сих пор себя корю.

— Ты не понимаешь! Будет только хуже! Якоб, пожалуйста! Ты не понимаешь!

Я поворачиваюсь к ней лицом:

— Да, я больше ничего не понимаю. Просто ни черта. Может, хоть вы меня просветите?

Она распахивает глаза. Рот становится похож на букву О. А потом прячет лицо в ладони и начинает рыдать.

Я в ужасе гляжу на нее, падаю на колени и обхватываю ее руками.

— Ох, Марлена, Марлена…

— Якоб, — шепчет она мне в рубашку и цепляется за меня так крепко, как если бы висела над бездной.

ГЛАВА 16

— Меня зовут не Рози, а Розмари. Вы же знаете, мистер Янковский.

Я прихожу в себя, щурясь от флуоресцентного света, который ни с чем не перепутаешь.

— А? Что?

До чего же у меня тонкий и пронзительный голос. Надо мной склоняется негритянка и подтыкает вокруг ног одеяло. Ее мягкие волосы пахнут духами.

— Только что вы назвали меня Рози. А меня зовут Розмари, — говорит она, выпрямляясь. — Ну что, так лучше?

Я таращу на нее глаза. Бог ты мой. И правда. Я старик. Я в постели. Постойте-ка… я назвал ее Рози?

— Я разговаривал? Вслух!

Она смеется.