«Военная анархия» в Римской империи

^Bhizquez J. М. La economia dc Hispania Romana // Historia de Espafia. T. II, 1. Madrid, 1982. P. 341.

*' Dietz К. Senalskaiser und ih:e povapxiaç émôvpia// Chiron. 1976. Bd. 6. S. 393; Idem. Senatus... S. 129-131.

^MSymeR. Op. cit. P. 171-172.

идеала римской аристократии²⁵⁴. Этот идеал изложен в программной речи Пупиена перед солдатами после гибели Максимина, как ее передал Геродиан (VIII, 7, 4-6)²⁵⁵. Пупиен называет три инстанции власти: римляне, сенат и императоры, избранные народом и сенатом²⁵⁶. Избраны же они из-за их благородного происхождения²⁵⁷ и военных подвигов. Власть является не собственностью одного человека, а общим достоянием римского народа (koivòv той Tœgaiœv öqpov), императорам же вручено управление, дабы римляне жили счастливо и свободно, а варвары оставались спокойными. Сами по себе эти идеи были не новы. Нерон в своей «тронной» речи, написанной Сенекой, обещал разделить дом и государство (domum et rem publicam) (Tac. Ann. XIII, 4, 2). Гальба, усыновляя Пизона, выдвинул принцип заслуги, а не рождения в правящем доме как основание для наследования власти (Тас. Hist. I, 15-16). Если для Галь-бы заслугой были знатное происхождение и внутренние качества наследника, то для Антонинов — опыт в государственных делах. Пупиен соединяет оба аспекта принципа заслуги, несмотря на то что его собственное благородное происхождение было весьма сомнительным. И это явно — не личные взгляды императора, а точка зрения сенаторской знати. Именно таким сенат (по крайней мере, его большинство) хотел видеть политическое устройство Римской империи, в котором два императора, уравновешивая, как когда-то консулы, друг друга, правили наподобие магистратов республики, в то время как высшая власть принадлежала бы сенату и народу²⁵⁸. Конечно, эту речь нельзя считать абсолютно подлинной хотя бы потому, что перед нами греческий, а не латинский текст. Но основные идеи речи в нем представлены верно. Надо заметить, что сам Пупиен, если верить Геродиану, в качестве первого основания для избрания именно его и Бальбина приводит их благородное происхождение (eùyéveia), в то время как для историка гораздо более важны воспитание (îiaiôeia) и опытность (èpneipia)²⁵⁹. Уже поэтому можно считать, что высказанное Пупиеном — это не идеи Геродиана,

вложенные в уста принцепса, а программа нового правительства. Если говорить современными терминами, это была программа конституционной монархии²⁶⁰. Она была особенно актуальна для сената после авторитаризма Северов (кроме, может быть, Александра Севера) и опиравшейся на войско «тирании» Максимина. Эта программа в принципе могла бы удовлетворить различные «партии», существовавшие в сенате.

Однако удовлетворить все сенаторские группировки избрание Пупиена и Бальбина, как и программа нового правительства, по-видимому, все же не смогли. Явно обделенными почувствовали себя люди, которых Геродиан (VII, 10, 5) называет друзьями и близкими ((piXwv Kai oìkeiov) Гордиана. И они сыграли на недовольстве народа. Римская толпа издавна была настроена монархически. И хотя о восстановлении республики речи не было, резкое возвышение сената и связанные с этим какие-то республиканские аллюзии ей не нравились. К тому же римляне ненавидели лично Пупиена. В свое время он был префектом Города и в этом качестве проявлял такую решительность и твердость, что вызвал недовольство значительной части толпы (Herod. VII, 10,6). Агитация недовольных сторонников покойных Гордианов сделала свое дело. Еще не успело завершиться заседание сената, избравшего новых императоров, как в Риме вспыхнул бунт, направленный против этих избранников. Толпа потребовала, чтобы власть сохранилась в доме Гордиана. По словам Геродиана (VII, 10, 7), новоизбранные августы, не сумев прорваться на Капитолий, пошли на хитрость и сами назвали своим соправителем племянника Гордиана II, тоже Гордиана, который к тому времени, как говорилось выше, уже официально был претором и будущим консулом. «Юлий Капитолин» (Gord. 22, 2) утверждает, что кандидатуру малолетнего Гордиана выдвинули народ и воины (populus et milites). Этому Гордиану было всего то ли тринадцать, то ли даже одиннадцать лет (SHA Gord. 22, 2), так что ничем себя проявить он не мог. Да и причина, по которой воины и народ так возлюбили дом Гордианов, неизвестна. Поэтому наиболее вероятно, что те, кто был недоволен столь резким усилением власти сената и видел в новых императорах его ставленников, поддались на агитацию сторонников Гордиана и выдвинули кандидатуру ребенка,

рассчитывая в значительной степени на династические чувства, имевшиеся у народа или по крайней мере его части, да и у воинов тоже²⁶¹.