Заговор выдал один из рабов Фалькона, ведавший его канцелярией. Узнав замыслах заговорщиков, император спешно вернулся в Город, приказал арестовать Фалькона и, представ перед сенатом, заявил: «Не следует оставлять вас, отцы сенаторы, в неведении относительно того, что я, обнаружив в казне всего двести пятьдесят тысяч денариев, раздал воинам столько же, сколько в свое время Марк и Луций, хотя им в наследство досталось шестьсот семьдесят пять миллионов. А виноваты в такой нищете казны эти замечательные императорские вольноотпущенники». Тут Пертинакс солгал, утверждая, что его раздачи денег воинам были такими же, как при Марке и Луции (так как на самом деле они раздали примерно по пять тысяч [на каждого], а он — лишь около трех тысяч), а воины и императорские вольноотпущенники, которые присутствовали во множестве на заседании сената, страшно возмутились и стали роптать в угрожающем тоне. Когда же мы собирались проголосовать за постановление, осуждающее Фалькона, и уже стали именовать его врагом, Пертинакс поднялся и воскликнул: «Да не случится так, чтобы хотя бы один сенатор в мое правление был предан смерти, пусть даже по справедливому обвинению!» Так спасся Фалькон, который всё остальное время провел в сельском имении, демонстрируя почтительность и осторожность [
С поста консула Фалькон, конечно же, был снят, но замена казни ссылкой говорит о том, что Пертинакс прекрасно понимал узость своей социальной базы и не хотел злить сенат.
Правда Пертинакс провёл расследование и казнил нескольких преторианцев. При этом префект претория Лет не пострадал, как-то выкрутился. Лет уже раскаивался в том, что сделал Пертинакса императором, вследствие того, что тот бранил его как подателя глупых советов по некоторым вопросам [
На преторианцев произвело тяжкое впечатление то, что Пертинакс во время дела Фалькона приказал на основании показаний одного раба казнить многих воинов. Они к такому обращению не привыкли.
В течении всего одного месяца после заговора Фалькона, ситуация дозрела до критической точки. Исходя из туманного изложения Диона Кассия, можно предположить следующее развитие событий.
Квинт Эмилий Лет после казни заговорщиков преторианцев, исподтишка продолжал настраивать гвардейцев против Пертинакса, внешне оставаясь лояльным императору. При этом он, похоже, как-то ухудшил их положение, ссылаясь на приказ Пертинакса. 28 марта 193 года он, вероятно, пустил среди них слух о предстоящих новых репрессиях, причём не только среди преторианцев, но и среди equites singulares. Именно они-то, испугавшись, что попадут под репрессии императора и подняли бунт.
Узнав о волнении в преторианском лагере, Пертинакс утром отправил туда префекта города Флавия Сульпициана и тот пробыл там большую часть дня, сумев успокоить преторианцев. Однако, беда пришла с другой стороны.
«В этот именно день, как утверждают, когда Пертинакс приносил жертву, в жертвенном животном не нашли сердца. Когда же он захотел искупить это неблагоприятное знамение вторичной жертвой, то не нашел главной части внутренностей. Тогда еще все воины находились в лагере. Когда же они, выйдя из лагеря, собрались для несения службы при императоре и Пертинакс вследствие неблагоприятного знамения при жертвоприношении отменил назначенный на этот день выход в Атеней (с целью послушать поэта), то те, кто явился для несения службы, стали возвращаться в лагерь» [
Надо полагать, что, получив приказ об отмене дежурства и возвращении в казармы, equites singulares решили, что император отказался от их службы потому, что узнал что-то важное об их измене. Испугавшись, что начнётся расследование и многим из них придётся пострадать, гвардейцы решили пойти ва-банк и, действуя на опережение, убить Пертинакса.
И вот триста вооруженных воинов (Дион Кассий называет 200 человек), построившись клином, направились из лагеря к Палатинскому дворцу. Воины нагрянули к Пертинаксу, когда он распределял обязанности между дворцовой челядью, и прошли по портику Палатинского дворца до того места, которое называется Сицилией и столовой Юпитера. Всё произошло так быстро, что не было никакой возможности ни остановить мятежников, ни дать знать о них императору. К тому же, оказалось, что Пертинакс успел обидеть и придворных вольноотпущенников, так что они открыли все двери и сами начали подстрекать воинов. Это были те люди, которых приблизил Коммод, а Пертинакс не позаботился уволить их. Капитолин подтверждает, что из тех лиц, которым Коммод поручил управление делами, Пертинакс не сместил никого, ожидая дня рождения Рима, так как этот день он хотел сделать началом новой жизни. Говорили даже, что слуги Коммода готовились убить его в бане.