При встрече с начальником 3-го отдела Смерша полковником Георгием Утехиным Виктор доложил о выполнении задания. Кроме главной цели, которую перед ним и Дуайтом поставил Кальтенбруннер, — вербовка «Л» и теракт против Кагановича, ему было еще что доложить. Установочные и характеризующие данные на 133 гитлеровских агентов, 18 фотографий сотрудников «Цеппелина», 9 оттисков печатей и штампов, образцы подписей ряда руководителей, а также специальный пистолет и заряды с отравляющим препаратом, сконструированные в спецлаборатории Главного управления имперской безопасности, поступили в распоряжение Смерша.
Информация о планируемом гитлеровскими спецслужбами террористическом акте против Кагановича была немедленно направлена в НКВД.
25 июня после детального опроса Бутырина и Дуайта и перепроверки полученных от них данных Утехин доложил Абакумову рапортом основное их существо и высказал предложение:
В обсуждении этого предложения принял участие помимо Абакумова и Утехина начальник 3-го отдела полковник Владимир Барышников. Совещание было коротким. Небольшой спор возник, когда речь зашла о названии предстоящей операции. В конце концов остановились на «Загадке». И когда все вопросы были сняты, Абакумов размашисто красным карандашом поставил свою подпись на докладной Утехина.
На следующий день контрразведчики принялись готовить в Малаховке, на служебной даче, радиоточку для работы радиостанции «Иосифа», а в Москве — конспиративную квартиру для проживания на тот случай, если в «Цеппелине» задумают направить курьеров для проверки. Свой выбор они остановили на доме № 11 в Тихвинском переулке. Одновременно за Дуайтом было установлено плотное негласное наблюдение. В руководстве Смерша не исключали того, что в преддверии Курской битвы в гитлеровской спецслужбе решили, в свою очередь, завязать с ними крупномасштабную оперативную игру. В ней, вполне вероятно, Бутырину могла отводиться роль ширмы, за которой с помощью Дуайта «Цеппелин» решал бы свои задачи. Как в Смерше, так и в гитлеровской разведке с нетерпением ждали первых шагов своих подопечных.
Следующий ход контрразведчики Смерша сделали 26 июня. На служебной даче в Малаховке в 23.45 по берлинскому времени в эфире прозвучали позывные радиста «PR 7»:
Группа «Иосиф» приступила к выполнению задания.
Часть третья
«Загадка»
Первым о радиограмме «Иосифа» в «Цеппелине» узнал штурмбанфюрер СС Мартин Курмис. Несмотря на то что за его спиной были десятки успешных забросок агентов в советский тыл, с таким нетерпением, как сейчас, он никогда не ждал сообщений от Попова и Волкова. В течение последних дней все его мысли вольно или невольно возвращались к ним. Так удачно начавшийся старт его карьеры в Берлине теперь во многом зависел оттого, как сложится дальнейшая судьба группы «Джозеф» («Иосиф») в далекой Москве.
После первого сообщения об успешном приземлении позывные «PR 7» пропали из эфира, и все это время Курмис не находил себе места. Задолго до начала службы он приходил в отдел забросок и первым делом начинал названивать в радио-центр. Каждый раз дежурный отвечал одно и то же: «PR7» на связь не выходит, на вызовы радиоцентра не отвечает».
28 июня положило конец сомнениям и наихудшим предположениям. Едва Курмис вошел в кабинет, как на столе зазвонил телефон. Он сорвал трубку и услышал в ней голос дежурного по радиоприемному центру «Цеппелин». Бодрые интонации в его голосе заставили радостно встрепенуться сердце. В своих предчувствиях он не обманулся: это действительно была долгожданная радиограмма «Иосифа», и, пренебрегая конспирацией, Курмис попросил зачитать. Две скупые строчки из донесения агентов прозвучали для него самой желанной музыкой, даже отсутствие на месте «Леонова» не омрачило настроения. Возвращение в Москву главного фигуранта в будущей операции было лишь делом времени.