Военная тайна

— Обвиняемый Абдурахман, — начал скрипучим голосом прокурор, раздувая щеки от сознания важности момента, — не знаете ли вы человека, сидящего на этом стуле?

— Господин прокурор, — ответил Абдурахман, — встав на путь чистосердечного признания вины и искреннего раскаяния в совершенном преступлении, я отвечу вам правдиво и честно — да, я его знаю.

— Что вам известно об этом лице? — продолжал Кемаль Бора.

— Это русский гражданин Павлов. Он и его товарищ Корнилов склонили меня, моего друга Сулеймана и покойного Омера к убийству германского посла.

Прокурор торжествующе посмотрел на Павлова, спокойно сидевшего на своем месте. Переводчик перевел Павлову вопросы прокурора и ответы Абдурахмана. Заметив улыбку Павлова, Кемаль Бора побагровел от злости.

— Передайте этому человеку, что он не в театре! — заорал он переводчику. — Правосудие требует от него признания вины, которая абсолютно доказана. Он напрасно улыбается — вчера Корнилов уже все признал, хотя он тоже раньше улыбался. Теперь его очередь. И пусть спешит признаться, пока не поздно! Он в руках турецкого правосудия. И мы найдем способ развязать ему язык!

Выслушав переводчика, Павлов коротко сказал:

— Мне нечего признавать. Совершенно очевидно, что все это «покушение» — гестаповская провокация. И я уверен, что это ясно не только мне, но и представителям турецкого правосудия. Требую свидания с советским послом или его представителем. Никаких показаний больше давать не буду. Все.

После Павлова допрашивался Корнилов. Ему, разумеется, также было объявлено, что Павлов «уже признался». Корнилов поднял Кемаля Бора насмех, заявив, что такая брехня не к лицу даже турецкому прокурору. Кем ал ь Бора завопил что-то насчет «оскорбления, которое он занесет в протокол». Корнилов, услышав эту угрозу, ответил, что он со своей стороны хочет, чтобы было зафиксировано лживое утверждение, что Павлов «признался».

Очная ставка с Сулейманом также ничего не дала, если не считать того, что Сулейман, забыв инструкцию, полученную перед этим, назвал Павлова Корниловым, а Корнилова Павловым. На очной ставке он переминался с ноги на ногу, тупо глядел в одну точку и тяжко вздыхал. Ему было невесело: накануне очной ставки в связи с его забывчивостью его безжалостно избили в карцере, обещанные сроки ареста истекли, дело затягивалось, и вообще он начинал сожалеть о том, что согласился участвовать в этой комедии. Несмотря на свою тупость, он начинал догадываться, что жестоко обманут и что будущее сулит ему уйму неприятностей…

Поведение Сулеймана было замечено. Кемаль Бора в глубине души был не прочь избавиться от такого «свидетеля», но в газетах уже было объявлено его имя, и исключение его из процесса было уже невозможно.

Двадцатого апреля 1942 года начался судебной процесс. Он шел в анкарском «дворце правосудия», в большом грязноватом зале. Судьи, прокурор и адвокат — в черных средневековых мантиях. Обвинял Кем ал ь Бора. Рядом с ним восседал и сам генеральный прокурор Джемиль Алтай, но тот больше молчал и только важно покачивал головой. Защитник, был один — Захир Зия Карачай; он защищал Абдурахмана. Павлов и Корнилов отказались от турецкого адвоката и заявили, что предпочитают защищать себя сами. Зал был набит до отказа публикой — анкарские чиновники, их жены — накрашенные турчанки, в высоких шляпах с перьями (это было тогда в моде), тайные агенты турецкой полиции, люди средних лет в штатском, с беспокойно шныряющими глазами, многочисленные турецкие и иностранные журналисты. В первом ряду сидели представители дипкорпуса, с интересом следившие за процессом, немцы и американцы, англичане и шведы, итальянцы и французы.

Заседание открылось ровно в двенадцать часов дня. Председатель суда, смуглый пожилой турок с заросшим лбом и множеством золотых зубов, исправно выполнил вступительные формальности, привел свидетелей к присяге и объявил перерыв. Карачай, кокетничая новехонькой адвокатской мантией, похаживал в перерыве среди публики со значительным видом независимого слуги правосудия. Сухопарый, немногословный Джемиль Алтай важно проследовал в свой кабинет. Кемаль Бора, чувствуя себя главным героем дня, перемигивался с дамами и продолжал стоять у входа в зал суда.

Провели куда-то подсудимых. Щебетавшие дамы бросились к проходу, как овцы. Первыми провели Абдурахмана и Сулеймана, а потом Павлова и Корнилова. Они шли рядом, спокойно беседуя, иронически поглядывая на жадно рассматривающую их публику. Спокойствие и независимый вид Павлова и Корнилова удивили дам, ожидавших встретить экзотические физиономии «русских разбойников», как окрестили их в этот день бульварные турецкие газеты.