Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века

Другие полки получали иконы от горожан. Вот как описывает проводы 215-го Бузулукского полка П. Ф. Чесский: «1 мая прибыли в Самару во главе с городским головой члены управы города Бузулука, привезшие с собой в благословение своему родному полку от граждан города прекрасную икону-складень высокохудожественной работы с изображением посередине Смоленской Божией Матери, по правую сторону – святой равноапостольной Марии Магдалины, по левую – святого архистратига Михаила. С благословения епископа Самарского икона была встречена полковым священником с крестным ходом из гарнизонной церкви на вокзал и обратно, в сопровождении всего полка со знаменем. Сии иконы, поднесенные в знак особенного расположения местного населения к полку и в воздаяние оказанных им услуг в течение пятидесятилетнего квартирования в городе Самаре, были взяты в поход, а царское благословение, икона святителя Николая, сопутствовала полку не только в походах, но и в боях, носимая знаменщиком на груди»[653].

Кроме того, иконы отправляли на фронт различные благотворительные организации, в том числе Красный Крест, а также великая княгиня Елизавета Федоровна. Большинство икон были стандартные, традиционной иконографии, отпечатанные типографским способом.

Некоторые иконы, оказавшиеся на войне, разделили трагическую судьбу ее участников. «Так, в Порт-Артуре оказался иеромонах эскадренного броненосца “Победа” о. Никодим. 24 ноября 1904 г., во время гибели броненосца, о. Никодим, рискуя своей жизнью, под выстрелами неприятельских снарядов, при холоде извлек со дна моря св. антиминс, сундучок со святыми сосудами, часть ризницы и несколько небольших икон. Несколько раз проходил отважный священник по борту потонувшего корабля и отыскивал имущество корабельной церкви, скользил и падал, рискуя утонуть»[654].

Еще одна икона, спасенная на этот раз из сданного Порт-Артура, – «Избавительница». В 1902 г. афонские монахи передали адмиралу Е. И. Алексееву икону Божией Матери Избавительницы. Икона находилась в церкви при штабе крепости. «(Священник) о. Глаголев спрятал ее на себе, хотя и весила она более пуда, и потом, через Чифу, по морю на китайской лодке 80 верст он нес ее, едва не погибнув во время шторма, а потом через французское посольство доставил в Россию»[655].

Другая икона – Дмитрия Солунского, небесного покровителя крейсера «Дмитрий Донской», поднесенная крейсеру в 1901 г., – находилась в алтаре церкви крейсера и утонула вместе с ним. После завершения Цусимского сражения икону нашли японские рыбаки, которые отнеслись к находке благоговейно. Японские же военные моряки, узнав, какому крейсеру принадлежала икона, вызвались передать ее «самому доблестному экипажу российского флота». Позднее, когда в 1948 г. владыка Нестор (Анисимов) приехал из Китая в Москву, он вручил военную реликвию святейшему патриарху Алексию I, а тот передал ее в Троице-Сергиеву лавру, где она хранится в настоящее время.

Такое отношение к иконам на этой войне для японцев, всячески подчеркивавших свою верность нормам международного права, чрезвычайно характерно, а вот случаев осквернения икон не обнаружено. Даже напротив: заняв Порт-Артур, японцы поставили около церквей караул, чтобы пресечь возможность мародерства.

Имелись иконы и у военнопленных в Японии. Часть их (например, в Хаматера) была вывезена самими пленными из Порт-Артура. Кроме того, среди военнопленных оказалось «много просящихся писать иконы. Потому разосланы иконописный материал и инструменты: в Мацуяма – офицеру Инглизу, в Сидзуока – офицеру Рейнгардту, в Хаматера, Нарасино, Тоехаси – нижним чинам»[656]. Для церкви в Хаматера иконы писал Павел Петрович Хаулин. Он оказался очень талантливым иконописцем, а писал даже по заказу о. Николая для миссии «Воскрешение Лазаря»»[657].

Таким образом, иконы сопровождали солдат во все моменты войны, разделяя с ними и ужасы поражений, и тяготы плена. Большинство из них относилось к классической иконографии и не имело никаких особенных черт, позволяющих установить связь иконы с Русско-японской войной. Сюжетные предпочтения, конечно, имелись. Связаны они были либо с историей полка и полковой иконой, либо с нуждами полковой церкви, либо, наконец, с личными пристрастиями владельцев.

Икона традиционного письма, по мнению Норриса Стивена[658], больше отражала потребности войска, воплощая в себе «символ национально-культурной идентичности».

Вместе с тем ощущается некоторая потребность в «своей» иконе. Потребность эта восполнялась за счет религиозных картинок, лубков религиозного содержания. Один из самых распространенных образов этих картин – архистратиг Михаил. Встречаются также изображения «святых воинов Георгия, Феодора, Евстафия и Димитрия, побивающих различные силы зла»[659].