Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века

5 сентября 1915 г. в Воскресенский храм явился некий военный, которому было видение, что икону срочно нужно доставить на фронт и что теперь только одна Матерь Божия может помочь людям, замолить грехи их у Престола Всевышнего и спасти Россию. Добившись личного распоряжения государыни Александры Федоровны, князь Жевахов повез икону Божией Матери в Ставку. Икона прибыла в Могилев как раз в день тезоименитства наследника: «…вместо крестного хода с царем во главе, вместо торжественной встречи чудотворного образа Божией Матери, прибывшего в Ставку по повелению святителя Иоасафа для спасения России, будущее которой становилось все более грозным и тревожным, – и на вокзале один Е. И. Махараблидзе. И хотя я знал протопресвитера Шавельского и то, что это маловерующий человек, один из тех прогрессивных батюшек, для которых священнодействие являлось только обязанностью службы, однако такого небрежения к святыне я не мог ожидать», – сокрушался Н. Д. Жевахов[678].

Государю о прибытии поезда из Харькова не докладывали, а князю было заявлено, что в Ставке некогда заниматься пустяками. Однако короткая встреча князя Жевахова с государем произошла, после чего иконы были оставлены в Ставке на несколько месяцев до конца 1915 г., но крестного хода с ними по линиям фронта не состоялось.

Князь Жевахов в своих воспоминаниях даже передает, что на вопрос, будет ли крестный ход с иконой, Г. И. Шавельский ответил буквально следующее: «Да разве мыслимо носить эту икону по фронту! <…> В ней пуда два весу. <…> Пришлось бы заказывать специальные носилки. <…> А откуда же людей взять. <…> Мы перегружены здесь работой, с ног валимся»[679]. Впрочем, Н. Д. Жевахову, испытывавшему к Г. И. Шавельскому весьма откровенную неприязнь, верить в этом вопросе не приходится хотя бы потому, что другие иконы по фронтам возили. Кроме того, сам о. протопресвитер тоже описывает эту историю, но, конечно же, совсем по-другому.

«Не помню точно, когда именно, – кажется, в октябре 1915 г. – я получил телеграмму от кн. Жевахова из Харьковской губернии, извещавшую меня, что он по повелению императрицы привезет в Ставку такого-то числа Песчанскую чудотворную икону Божией Матери. <…> По получении телеграммы я немедленно доложил государю, что по повелению ее величества прибывает икона. Мой доклад для царя оказался полной новостью, которую он принял с нескрываемым удивлением, сказав мне: “Странно! Ее величество ни словом не предупредила меня об этом”.

Это действительно было странным, ибо они переписывались почти ежедневно.

Государь все же поручил мне встретить св. икону и поставить ее в штабном храме. Никаких военных нарядов при встрече иконы государь не велел устраивать, не до них тогда было, ибо Ставка переживала тяжелую пору.

В назначенный час я выехал на вокзал к поезду, с которым должна была прибыть св. икона. Святыню в особом салон-вагоне сопровождали кн. Жевахов и священники. Приложившись к св. иконе, я перенес ее в крытый автомобиль, в котором все мы направились в штабную церковь. Там на паперти святыню встретило духовенство в облачениях с певчими, при колокольном звоне. Внеся св. икону в церковь, я облачился, и все мы вместе отслужили пред нею молебен (бывший во время войны начальником моей канцелярии Е. И. Махараблидзе думает, что я на вокзал не выезжал, а встретил икону у храма и после этого служил молебен)»[680].Далее Г. И. Шавельский тоже пересказывает разговор о том, почему войска не участвовали во встрече иконы. Он объясняет все распоряжением государя «не делать парада», но Е. И. Махараблидзе утверждает, что «встречи с крестным ходом не было, так как не хотели выбивать жизнь Ставки из колеи, да и поздно получилось извещение, не успели бы сделать такой большой наряд»[681].

Дальше князь и протопресвитер ссорились на каждом шагу – куда поставить икону, какой молебен служить.