Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона

Попытки Наполеона укрепить свою армию и в какой-то степени оправдать свой империализм через социальность, sensibilité и заслуги имели серьезные последствия и недостатки, не последними из которых были жестокость его завоеваний и гибель от пяти до семи миллионов солдат и мирных жителей. Внутренние противоречия отравляли военную культурную систему Наполеона. Legion d’honneur в самой идее своего создания требовал противоречивой преданности от членов, вынужденных поклясться своей честью, посвятив себя Империи, императору, законам Республики, борьбе с любым возвратом к феодализму, свободе и равенству в целом. Империя все в большей степени становилась диктатурой в ущерб республиканским ценностям. Абсолютная преданность силам империалистического завоевания и сопутствующее «цивилизаторское» подчинение людей противоречило ценностям свободы и равенства. Более того, сам легион и восстановление дворянства были явной отсылкой к феодальному прошлому. Этого типа идеологические противоречия характерны и для Военного просвещения, как и практические вопросы, связанные с такими темами, как установление границ esprit de corps. Как проявление esprit de corps и сопутствующего чувства коллективной чести было поводом для внутриармейской вражды на протяжении XVIII века (до и во время Революции), чувство смертельной конкуренции наблюдалось в esprit de corps наполеоновской армии. Как показал капитан Эльзеар Блаз, личные мемуары солдат и офицеров подтверждают эпидемию «дуэлемании» среди солдат Наполеона, когда люди защищали честь своего подразделения или рода войск [Blaze 1837:303]. Блаз связывал тягу к дуэли со множеством корпоративных идентичностей, которые прочно укоренились в армии того времени. Успех в вопросе социальности и коллективной идентичности на уровне подразделения напрямую вел к конкуренции между подразделениями и жестокости. Нельзя было определить должные границы esprit de corps, чтобы подразделения пользовались выгодами коллективной идентичности, но не оказались втянуты в смертельно опасную вражду.

В отличие от армии, флот не испытывал того же удовлетворения от победы и славы. После частично успешных попыток восстановить флот во II году Революции и перед экспедицией в Египет в 1798 году начался медленный упадок флота [Martray 1988; Acerra, Meyer 1988; Taillemite 1988; Cormack 1995]. Всему виной были посредственно обученные люди и некачественные материалы, которые вели к отмене миссий и крупным поражениям, например в Трафальгарском сражении (1805). Если младших морских офицеров скромного социального происхождения очаровала возвышающая пропаганда Наполеона, старшие офицеры по-прежнему скептически относились к Наполеону и его режиму, особенно по той причине, что их опыт «был полной противоположностью грандиозной наполеоновской эпопеи», в которой жили солдаты армии [Masson 1992: 388]. Наполеон предпринял некоторые усилия, чтобы улучшить военно-морскую подготовку, открыв в 1810 году две «судоходные школы» в Бресте и Тулоне; однако, по мнению историка Филиппа Массона, наполеоновский флот состоял из «парадных эскадр» [Ibid.]. Более того, в отличие от армии, для укрепления социальных отношений во флоте Наполеон не прилагал никаких усилий. Он пытался укрепить морскую эффективность ценой социального единства, хаотично смешав всех моряков: французов, представителей подчиненных территорий, торговый флот, Grand Corps, новобранцев и т. д. Один офицер так говорил о царившей там социальной вражде:

Офицеры, все разного происхождения, мало любили друг друга. Esprit de corps не было. От самых невежественных до самых образованных, в рядах царило некое самодовольство, высокомерие и самая нелепая гордыня; субординация была более чем подорвана. <…> Думаю, следовало винить в отсутствии единства дух инсубординации, что омрачало бои наших эскадр и было главной причиной наших военно-морских катастроф[344].