Двадцать первого июня 1940 года «нарком обороны Тимошенко получил взволнованную, написанную от руки докладную записку от командующего Белорусским особым военным округом[218]
генерал-полковника Д. Г. Павлова. После заявления о том, что невозможно разрешить подразделениям литовской, латвийской и эстонской армий оставаться вместе, Павлов рекомендует разоружить все три армии, а оружие вывезти в Советский Союз, либо “после чистки офицерского состава и укрепления частей нашим комсоставом… использовать для войны, возможно, против афганцев, румын и японцев, но не в Белорусском Особом военном округе… Считаю необходимым разоружить латышей полностью”. После того, как с армиями будет покончено, немедля разоружить все население всех трех стран. “За несдачу оружия расстреливать”, — добавляет он. Особый военный округ готов помочь в проведении этих мер, — писал Павлов, но просил, чтобы приказ об этом “был дан за 36 часов до начала акции”. Нет никаких данных о каком-либо ответе Тимошенко.В то время реакция Павлова на проблемы, вызванные интеграцией армий Прибалтийских стран в Красную армию, могла показаться преувеличенной, но вскоре сбылись его самые худшие опасения: литовские части на левом фланге Западного фронта взбунтовались и стали помогать наступающим немецким войскам»[219]
.Вот такая «бомба замедленного действия»! Однако разоружить ее, как в прямом, так и в переносном смысле, без соответствующего приказа высшего военного или политического руководства военная контрразведка не могла.
Не будем, впрочем, ее идеализировать: у особистов были и собственные ошибки. Например, в директиве от 3 декабря 1940 года начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР майор госбезопасности А. Н. Михеев писал: «За последнее время в частях и учреждениях Красной армии участились случаи утери и хищения секретных и совершенно секретных документов, особенно в пограничных округах… Несмотря на серьезные сигналы о неблагополучии ведения секретного делопроизводства в частях и учреждениях Красной армии, особые отделы округов этому вопросу должного внимания не уделяют…»[220]
«При прорыве обороны противником и вынужденном отходе оперработник обязан предотвратить панику, бегство, разброд. Он имеет право лишь на организованный отход в боевых порядках. В любом случае он должен показывать личный пример мужества и стойкости… Армейский чекист в критический момент боя должен заменить выбывшего из строя командира, не говоря уже о политруке».
Ранее, 12 октября, была подписана директива, которой «для обеспечения контроля со стороны Особого отдела ГУГБ НКВД СССР за ведением следствия в особых отделах НКВД военных округов и флотов» предлагалось, в частности, по каждому аресту направлять в Центр «специальное сообщение, указывая материалы, послужившие основанием к аресту, результаты обыска и первичного допроса». По тем делам, что будут браться на контроль Особым отделом ГУГБ, еженедельно направлять докладные записки «о добытых в процессе следствия материалах, намеченных по делу мероприятиях», прилагая к ним «наиболее существенные протоколы допросов по делу».
Отсюда можно сделать два вывода: во-первых, не все благополучно было со следствием; во-вторых, «борьба за соблюдение социалистической законности» не являлась всего лишь красивой фразой.
К началу 1941 года в РККА было 16 окружных особых отделов НКВД СССР: в Западном, Киевском и Прибалтийском особых, в Архангельском, Забайкальском, Закавказском, Ленинградском, Московском, Одесском, Орловском, Приволжском, Северо-Кавказском, Сибирском, Среднеазиатском, Уральском и Харьковском военных округах, а также Особый отдел Дальневосточного фронта, созданный еще в июле 1940 года.