Военные мемуары. Спасение, 1944–1946

Что касалось сложных проблем нашего мира с его тысячелетней историей, они представлялись ему в весьма упрощенном виде. Чтобы народ был доволен, вполне достаточно демократии, подобно существующей в Новом Свете. Чтобы избежать антагонистических столкновений между соседями, например немцами и французами, соперникам необходимо всего лишь образовать федерацию, как это сделали штаты Северной Америки. Для того чтобы слаборазвитые страны пошли европейским путем прогресса, им надо предоставить независимость, примером чему могут служить сами Соединенные Штаты, которые, прогнав своих хозяев, стали оплотом цивилизации. И, наконец, перед угрозой, нависшей над свободным миром, лучшее и единственное, что можно сделать, — это признать leadership[109], ведущую роль, Вашингтона.

Президент США был действительно убежден, что миссия лидера возложена на американский народ, свободный от внешних пут и внутренних противоречий, в которых погрязли другие нации. К тому же, кто может сравниться с Америкой по мощи и богатству? Должен признаться, что в то лето 1945 первое же соприкосновение с Соединенными Штатами оставляло впечатление бурной деятельности и неуемного оптимизма всех категорий населения. Среди участников войны США были единственной страной, чья территория оказалась нетронутой. Ее экономика, покоящаяся на, казалось, неисчерпаемых ресурсах, спешила вырваться из тисков военного времени, чтобы производить как можно больше товаров широкого потребления. Спрос населения страны и нужды разоренных и опустошенных стран-союзниц обеспечивали американским фабрикам и заводам безграничные рынки сбыта, а гражданам США — полную занятость. Иными словами, на многие годы вперед США могли рассчитывать на процветание. При этом они были самой могущественной державой в военном отношении. За несколько дней до моей поездки взрывы американских атомных бомб принудили Японию к капитуляции.

Трумэн полагал, что в ближайшее время Россия не рискнет начать войну, а значит, американские войска покинут Европу, оставив оккупационные войска лишь в Германии и Австрии. Но он опасался, что в ряде мест послевоенные разруха, нищета и хаос способны создать благоприятную для коммунизма почву и позволят Советам одержать победу, не прибегая к использованию военной силы. Таким образом, проблема установления прочного мира зависела, по его мнению, от экономических факторов. Западноевропейским странам, как победителям, так и побежденным, надлежало как можно скорее войти в русло нормальной жизни. В Азии и Африке слаборазвитым народам следовало оказать помощь в поднятии их жизненного уровня. Он считал, что решать надо было именно экономические проблемы, а не заниматься границами, сведением счетов, поисками гарантий.

Именно в этом духе Трумэн вел со мной беседы по вопросам, которые история поставила в повестку дня. Я рассказал ему, как мы, французы, видим судьбу германских земель, и мой собеседник прямо не отверг ни одного из наших предложений: положить конец централизованному Рейху, предоставить автономию территории по левому берегу Рейна, установить международный режим для Рурской области. Но по всем указанным пунктам его позиция отличалась сдержанностью. Он, однако, решительно высказался против экономического ослабления Германии. Выступив, как и я, за оказание помощи в быстрейшем возрождении мощного вестфальского угольного бассейна, Трумэн воспротивился идее бесплатных поставок немецкого угля Франции, Бельгии и Голландии в качестве платы за нанесенный им ущерб. Самое большее, на что он готов был согласиться, это на покупку этими странами у Германии необходимого им топлива, причем за доллары. Он возражал также против вывоза победителями из Германии сырьевых ресурсов, станков, готовой продукции. Его смущало даже возвращение нам вывезенного немцами оборудования. Напротив, Трумэн весьма благосклонно воспринял идею экономического объединения Саарской области с Францией, поскольку это наверняка привело бы к росту производства угля и стали.