Военные мемуары. Спасение, 1944–1946

С одной стороны, уход Черчилля был на руку Франции, с другой, — нет. Во всяком случае, я испытывал грустное чувство. Конечно, в союзнических делах Черчилль со мною не очень церемонился, а на последнем этапе, в вопросе о Ближнем Востоке, выступал даже в роли моего противника. В сущности, он меня поддерживал до тех пор, пока принимал за главу французского движения, которое относилось к нему благосклонно и из которого он мог извлекать выгоду. К тому же этот великий политик был глубоко убежден в необходимости сохранения Франции, а его артистическую натуру не мог не увлечь драматизм моей авантюры. Но когда он увидел в моем лице образ амбициозной Франции, которая пожелала вернуть себе былую мощь в Европе и за морями, в его душе, естественно, проснулись чувства, родственные тем, что обуревали душу Уильяма Питта Младшего[101]. Но как бы то ни было, главным и неоспоримым оставалось то, что без него моя попытка была бы обречена на провал в самом начале и что, протянув мне твердую, спасительную руку, он прежде всего оказал услугу Франции.

Часто общаясь с Черчиллем, я восхищался им и нередко завидовал. Ему пришлось вершить грандиозные дела, но на это он был уполномочен официально, нормально функционирующими государственными органами, располагал всей мощью и всеми рычагами законной власти, опирался на единодушную поддержку народа, на не разрушенную войной инфраструктуру, на обширную Империю, на внушительную армию. Я же был отвергнут своим собственным, формально законным правительством, опирался на жалкие остатки прежней военной мощи страны и на почти растоптанную национальную честь, в одиночку нес ответственность за судьбу страны, выданной врагу и разорванной на куски. Но как бы ни рознились условия, в которых Черчилль и де Голль несли свое бремя, какими бы острыми ни были их споры, оба, тем не менее, в течение пяти лет плыли бок о бок, ориентируясь по одним звездам, в бурном море Истории. Корабль Черчилля пристал к берегу, тот, руль которого был в моих руках, приближался к гавани. Узнав, что Англия предложила покинуть борт корабля своему капитану, которого она призвала, когда разыгралась буря, я решил, что в нужный момент тоже передам руль французского корабля другим, но сделаю это сам, как сам и взял его в свои руки.

Замена на последних заседаниях Потсдамской конференции Черчилля новым премьер-министром Эттли не смягчила острых разногласий внутри «тройки». Решения по европейским вопросам и, прежде всего, по германскому вопросу приняты не были. Я, со своей стороны, не сомневался, что такая ситуация продлится еще долгое время, так как теперь Германия превращалась в объект русско-американского соперничества, а возможно, и станет причиной будущего конфликта между двумя великими державами. Пока же ни на какие соглашения рассчитывать не приходилось, разве что на определенный modus vivendi[102] касательно оккупации, управления оккупационными зонами, снабжения населения продуктами питания и товарами первой необходимости и, конечно, суда над военными преступниками. Правда, при расставании Трумэн, Сталин и Эттли, признав свое бессилие, решили поручить своим министрам иностранных дел встретиться в Лондоне, в более раскрепощенной обстановке, и попытаться выработать основы будущих мирных договоров. На сей раз Францию пригласить не забыли, и мы дали наше принципиальное согласие, не строя никаких иллюзий.

Следует отметить, что на данном отрезке времени один из волновавших нас вопросов нашел свое решение в относительно приемлемой для нас форме. В июле месяце заседавшая в Лондоне Европейская комиссия, в которой Франция была представлена наряду с Великобританией, Соединенными Штатами и СССР, установила границы французской зоны оккупации. Я лично определил территорию, которую мы были намерены взять под свой контроль. В Австрии, речь шла о Тироле, где находились войска генерала Бетуара и где мы были готовы частично поделиться управленческими функциями с Веной. В Германии мы претендовали на левый берег Рейна от Кельна до швейцарской границы, а на правом берегу — на землю Баден и часть земли Вюртемберг. В оккупации Берлина мы должны были участвовать на общих основаниях. Союзники согласились со всеми нашими условиями, за исключением того, что Кельн, который находился в руках англичан, они хотели оставить за собой. Таким образом, на плечи французской армии ложилась важная задача с точки зрения нашего престижа, судьбы Европы и человеческих отношений между французами и немцами. Одновременно эта задача могла оказаться очень непростой ввиду возможной реакции французов на крайнюю жестокость, проявленную врагом на французской территории. Армии предстояло выполнить свои функции достойно, проявив выдержку и дисциплинированность, чтобы не посрамить чести Франции.