Банда Огульского оставалась для него неуловимой. Он меньше всего в своих неудачах ссылался на опыт и хитрость ее главаря, хотя и отдавал ему должное, больше налегал на собственные ошибки и промахи, не искал им оправдания. Когда встал вопрос о внедрении в банду нашего человека, Петр, не колеблясь, предложил свою кандидатуру. «Если я, — рассуждал он с присущей ему категоричностью, — не сумел выследить зверя, значит, мне по логике вещей, по справедливости положено идти в его берлогу, оставаться один на один с его пастью!» Ему возражали: «Горячитесь, Ищенко, жертвенника из себя делаете, а нам от вас в этой крайне рискованной операции прежде всего хладнокровие и трезвый ум требуются». Про себя-то начальство в его хладнокровии и трезвом уме не сомневалось, потому кандидатуру Ищенко, с учетом, конечно, и других его отменных человеческих и профессиональных качеств и достоинств, обсудило заранее и в принципе одобрило. Так что его встречное предложение ничего уже в сущности не меняло, оно только укрепляло уверенность в правильности выбора. Не понравилась форма, в которую он облек это свое предложение, потому ему и возразили, но это были детали сиюминутного значения. Правда, высказывалось одно сомнение, причем высказал его близкий друг Петра и земляк, старший лейтенант Артеменко. Все тайное, заметил он, становится явным. Да, Ищенко никто не видел в форме, да, он отличный конспиратор. Но вообще-то его видели многие, и в Горске, и в других местах. Почему среди этих многих не могло быть людей Огульского? Как он это объяснит там, в банде? Агент, задержанный пограничниками, перебрасывался на нашу территорию впервые и совсем недавно… Петр видел, что сомнение его друга произвело впечатление на начальство, но не растерялся, тут же придумал легенду. О том, что агент переброшен к нам впервые, отпарировал он, знают только разведцентр и он сам. В банде об этом ничего никому не известно. На этом факте и строится легенда: опытный агент мог забрасываться на нашу территорию и раньше и совсем необязательно для связи с бандой Огульского, у него, может быть, было задание поважнее, чтобы он обращал на бандитов внимание. А они могли его видеть или не видеть — это уже ничего не меняет. Более того, такая важная птица, как он, мог замаскироваться и под чекиста, и под черта и дьявола, и вообще он мог жить в этих местах годами, выполняя волю своих западных хозяев, и отчитываться, почему не вошел в контакт с бандой, перед Огульским не собирается… «Хватит, хватит, — прервал Петра его главный начальник, — разошелся так, что не удержишь! Ишь, писатель-фантаст у нас тут объявился! Посмотрим, как ты будешь фантазировать с глазу на глаз с Огульским… Но легенду твою принимаю. Ты ведь знаешь, я человек вредный, но справедливый…» Присутствующие на совещании дружно рассмеялись, только старший лейтенант Артеменко даже не улыбнулся. Нет, легенда Петра показалась ему убедительной, но, обычно уверенный в конечном успехе своего друга и земляка, он сейчас этой уверенности не ощущал. Его почему-то не оставляло предчувствие беды…
Когда капитан Орлов сказал Тамарову, что он должен встретиться с человеком, который засылается в банду Огульского, и что человек этот его старый знакомый, Тамаров недоуменно пожал плечами: никаких «старых знакомых» у него здесь вроде не было. Но уточнять у капитана он ничего не стал, потому что для него главным было только то, что этот человек увидит Галку… Капитан же, в свою очередь, не раскрывал секрета сознательно, хотел преподнести своему загрустившему заместителю взбадривающий сюрприз…
Встреча произошла в малоприметном загородном особнячке, километрах в пяти от Горска. Собственно, в сам особняк Тамаров даже не заходил, человек, к которому он приехал, встретил его у калитки, а потом они бродили по зимнему саду. Но это было потом, а самое интересное произошло как раз у калитки, в момент встречи. Тамаров приехал поздно вечером и в темноте не сразу разглядел стоявшего на дороге человека, в штатском. Но когда они подошли к калитке, рядом с которой светил старенький фонарь. Тамаров не поверил своим глазам: перед ним стоял и озорно улыбался… Полосатый. Вот это был сюрприз! Действительно «взбадривающий»!
— Ну что, заинтриговал я вас тогда, в Горске?.. Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон! Всякое в нашей службе бывает…
Тамаров не знал, куда глаза девать, благо в темноте его залитое краской стыда лицо никто не видел. Сколько и каких только подозрений не выплескивала его разыгравшаяся фантазия на голову этого человека! И все это подавалось как бдительность… Тамарову было и стыдно, и обидно. Но самое страшное было для него сейчас то, что под его влиянием и в силу сложившихся обстоятельств этот человек наверняка стал врагом и для Галки…