И вот сейчас, едучи в район, откуда мне сообщили о находке, я долго и безуспешно ломал голову над тем, кто и как отыскал эти документы.
Материалы эти нам были очень нужны. Я знал, что там сохранились приказы командования отряда, списки партизан, возможно, и мой дневник. Кроме того, я был уверен, что там окажется письмо.
Письмо было передано на мое имя, но прочитать его я так и не успел, потому что в это самое время мне пришлось отбивать вражескую атаку далеко от штаба отряда.
Начальник штаба, которому было вручено письмо нашими разведчиками, передал его Клименко, в расчете на то, что я скоро вернусь. И когда после боев начштаба сообщил мне об этом, я очень-очень пожалел о письме, ибо оно одно, пожалуй, смогло бы раскрыть нам весьма загадочную историю.
Теперь, поспешая в район, я был почему-то уверен, что это письмо обнаружится среди других материалов архива. С письма мои мысли перенеслись и на его автора.
Это очень интересная история.
Как-то раз наши разведчики привели в штаб немца.
— Искал партизан, — доложил один из разведчиков.
Я думал, что увижу какого-нибудь румына или чеха, поодиночке и группами переходивших на нашу сторону, и крайне был удивлен, когда узнал, что передо мною стоит немец, да к тому же и не военный.
— Гросскомиссар? — спросил он, вопросительно глядя на меня.
Когда же ему подтвердили, что я действительно здесь старший, немец критически осмотрел меня с ног до головы. Сперва в глазах его я прочитал удивление, а затем — удовольствие. Я в свою очередь в это время тоже рассматривал перебежчика, желая по первому впечатлению определить, что это за птица и зачем она залетела в наши края.
Немец был ничем не примечателен. В обыкновенном штатском костюме с заплатками на локтях и с плащом на руке, он напоминал кассира или бухгалтера банка. Лицо подвижное, но какое-то серое, землистого цвета, как у человека, недоедавшего и не видавшего долго солнца.
«Черт его знает, может быть, у него язва желудка, или он так позеленел оттого, что гестапо послало его прямо в руки партизан».
Только глаза у него были добрые, проникновенные. Не хотелось верить, что человек с такими глазами мог быть шпионом.
Зашли в штаб. Разговор происходил в присутствии комиссара и двух или трех командиров.
— Антон Герайс, — назвал себя пленный.
До этого наши разведчики успели мне коротко рассказать, как они встретились с ним. С видом человека, якобы совершающего прогулку, этот немец вышел за город, побрел полем, добрался до леса и, громко насвистывая и постукивая палкой по деревьям, углубился в чащу. Здесь его партизаны и схватили.
Он совсем не испугался, наоборот, улыбаясь, спросил:
— Партизаны?
— Разве не видишь? Ты кто?
— Я немец. Ведите меня к вашему командиру.
Антон Герайс нам рассказал о себе. В Россию он попал недавно. Его прислали в один из «гебитов» представителем немецкой табачной фирмы, как агронома-табаковода, с заданием обеспечить фирму сырьем. До этого Антон Герайс с момента прихода к власти Гитлера сидел в немецком концлагере за сочувствие коммунистам.
— О, если бы они знали правду! — воскликнул взволнованный Герайс, и на его землистых щеках выступили нездоровые, пунцовые пятна. — Я не только сочувствовал коммунистам, я и сам коммунист, — гордо заявил он и обвел нас всех взглядом, вероятно для того, чтобы убедиться, поверили мы его словам или нет. Но, не прочитав на наших лицах доверия, он сбросил с себя пиджак, долго прощупывал его швы, затем попросил нож.
Мы с интересом следили за ним. Вскоре шов был распорот, и Герайс извлек какой-то листок, который передал мне.
Это был партийный билет. Вернее, первая страничка партийного билета. Там значилось: Антон Герайс, рождения 1907 года, член Коммунистической партии Германии с 1930 года.
— Подпись самого Эрнста Тельмана, — не без гордости заявил Антон.
Что это подлинный партбилет, сомнений не было. И в подписи легко можно разобрать слово «Тельман». Но в руках ли он настоящего Герайса?
Пока Герайс рассказывал о концлагере, о фашистском разгуле, я думал о своем: «Вот попробуй и разберись тут, кто сидит перед тобой: друг или опытный мастер шпионажа?»
До сих пор мы в немцах видели только врагов. И у нас был твердый закон — убивать всякого, кто назывался немцем. Да и ни разу ни одного доброжелателя среди немцев нам не встретилось, хотя в бою частенько их приходилось брать в плен. Пока не возьмешь в плен, стреляет как остервенелый, а чуть сцапали — прикидывается невинным ягненком.
Раздумывая об этом, я смотрел на Антона Герайса. Нет, он совсем не похож на своих земляков.
Невольно прислушался к его словам.
— Гитлер никогда не победит. Фашизм выдыхается. Войска уже лишены того воинственного духа, который был у них в начале войны. Мы — немецкие коммунисты— прекрасно знали, что так и будет. Мой старший брат Курт Герайс тоже коммунист. Секретарь организации. Он рассказал мне перед отъездом сюда о той работе, которую ведут в Германии уцелевшие коммунисты и настоящие демократы. Трезвые немцы понимают всю обреченность авантюры Гитлера.