Военные рассказы

Мне лишь в общем запомнились чуть-чуть неправильные черты ее красивого, немного бледного лица с черными родинками, роскошные косы и длинные черные ресницы. Сейчас я вспомнил и о том, что не случайно не знаю, какого цвета у нее глаза, — ведь она всегда избегала смотреть мне прямо в лицо, все отводила взгляд в сторону или опускала его в землю во время наших коротких бесед.

Она сидела сейчас ко мне боком, пристально устремив взгляд куда-то в поле, так что я и на этот раз мог рассмотреть только часть ее лица — кончик носа да длинные ресницы. Я видел, как меняется ее облик при каждой Андреевой остроте: то выступит на щеке румянец, словно кто-то приложит к ней бело-розовый лепесток георгина, то вдруг румянец исчезнет, а брови то недовольно нахмурятся, то вдруг расправятся, и реснички тогда заморгают часто-часто, будто она вот-вот заплачет.

Мне казалось, что Неля принимает близко к сердцу всякую шутку вестового, но должной отповеди ему дать почему-то не смеет.

Я резко оборвал Андрея. Неля чуть заметно вздрогнула, порывисто обернулась в мою сторону, глянула на меня с удивлением и благодарностью. И я как бы впервые увидел девушку. Меня прежде всего поразило, что у Нели абсолютно правильные черты лица, а во-вторых, наконец я увидел ее глаза. Они придавали ее лицу совершенно особую красоту: были глубокими, как весеннее звездное небо, большими, проникновенными, с каким-то еле уловимым фосфорическим блеском.

Неля посмотрела мне прямо в глаза, и тотчас взгляд ее вспыхнул, на щеках заиграл румянец, а на губах расцвела улыбка — теплая, искренняя, удивительно милая. Девушка опустила ресницы и поспешила отвернуться.

Ехали молча. Неля больше не поворачивалась в мою сторону. Андрей недовольно сопел, даже Микола погонял лошадей молча. Я думал о том, что беспокоило всех нас в эти дни.

Вот уже сколько недель, как наши отряды в разных концах партизанского края вели ожесточенные сражения с несметными силами фашистов. Ночью в штаб примчался верховой с севера и сообщил, что четвертый батальон ведет тяжелый бой с врагом. Требовалось во что бы то ни стало послать ему подкрепление, но его у нас не было. Я дал приказ отозвать на этот участок фронта несколько рот из других батальонов, а сам, прихватив врача, ибо в четвертом батальоне врач был ранен и некому было оказать даже первую помощь, мчался теперь в четвертый батальон. Нам оставалось покрыть еще сорок — пятьдесят километров.

Избегая встречаться глазами с девушкой, я упорно всматривался вперед, стараясь разглядеть что-нибудь приметное. Впереди вилась пыльная дорога, на ней не видно было ни человека, ни повозки — ничего.

Мы ехали возле самого леса. И лес жил, полный весеннего гомона. По-праздничному принарядились березки, сосны терпко пахли молодыми смолистыми почками. Только дубы стояли задумчивые — никак не могли решиться сбросить с себя прошлогодние меднотемные листья и одеться в молодые, зеленые. В кронах деревьев стрекотали сороки, звонко выстукивали разряженные в пестрое дятлы.

Неожиданно из-за дерева вырвался всадник. Он мчался галопом, низко припав к шее коня, время от времени выбрасывая в сторону руку с нагайкой. Даже издали можно было понять, что загнанный конь выбивается из последних сил.

Я догадался, что батальону трудно. Встречный резко осадил коня. На лице у всадника я прочел радость. Он, вероятно, не рассчитывал так повстречаться со мной. Конь стоял как вкопанный, часто сжимая и раздувая потные бока, с морды падали клочья пузырчатой пены.

— Товарищ командир! Беда! Враг прорвался, — докладывал возбужденный связной. — Батальон отошел в лес, наш командир убит. По шляху идут танки, они уже в селе…

Я встревожился. Село, которое назвал связной, отстояло километрах в двадцати от места, где мы задержались.

Как бы ни торопился конник, танки могли отстать от него ненамного, и я с беспокойством посмотрел вперед— они должны вот-вот появиться перед нами.

За лесом село. По селу вьется узенькая речушка, и я подумал, что вот на ней-то, даже с незначительными силами, можно задержать врага.

— Вперед! — приказал я Миколе, и наша тройка рванула с такой силой, что Андрей, который на минуту зазевался, опрокинулся на спину, задрав кверху ноги.

Через несколько минут мы были в селе. Тройка остановилась. К нам подбегали вооруженные люди — жители партизанского села. Минут через пять их собралось, наверное, с полсотни. Они уже знали от нашего связного об опасности и очень обрадовались нашему прибытию. Только что перед этим командир и политрук сельской группы самообороны советовались, как быть.