На вышке сидели два партизана, наблюдавшие за дорогой и соседним селом, откуда могли появиться фашисты. Пока никаких признаков врага наблюдатели не обнаруживали. Мы взошли на мост. Речушка была узкой, неглубокой, воды — всего по грудь, а местами даже до колена. Летом она и вовсе пересыхала. Все же препятствие, хотя и незначительное, притом я был уверен, что даже при наличии здешних скудных сил нам удастся задержать врага до подхода кадровых рот. Одно меня беспокоило: маловато у сельских самооборонцев патронов, да к тому же часть людей вооружена охотничьими ружьями. У нас, правда, имелось два пулемета: один «максим» на нашей тачанке, да у самооборонцев какой-то трофейный, с немецкого танка. Стрелял он, как говорил молодой белявенький пулеметчик, остервенело, но частенько отказывал.
Во всяком случае, я решил дать бой, невзирая даже на то, что враг вел наступление танками и механизированной пехотой.
Я приказал внимательно следить за дорогой. Затем мы с Проценко сели на коней и в сопровождении командира группы самообороны и Андрея поехали вдоль речонки, чтобы наметить точки нашей обороны. На мост партизаны натаскали целую копну соломы, принесли две бутылки бензина. Двое часовых только и ждали команды, чтобы поджечь мост.
За всеми этими хлопотами я совсем позабыл про Нелю. Направляясь к пожарной вышке, я вдруг заметил ее одинокую фигурку на берегу речки. Девушка смотрела туда, где притаились за бугром Андрей и Микола. Я хотел подойти к ней, но тут как раз послышался крик с вышки:
— Идут!
Издалека донеслись звуки перестрелки, разом залились пулеметы, разорвался снаряд, потом еще один… Я поднялся на вышку и осмотрел местность. В задымленной дали ничего не было видно. Посмотрел вниз — там стояла Неля и широко раскрытыми глазами глядела на меня.
— Неля, — обратился я к ней, — передай хлопцам — пусть поджигают мост.
На вышке сидели два парня. Один лет восемнадцати, с винтовкой и лентой поблескивавших начищенными гильзами патронов через плечо, в вытертой кубанке, с широкой красной лентой наискосок. Видимо, ему нравилась эта партизанская форма. Другой — совсем подросток, в большой отцовской фуражке. Ребята наперебой бросились рассказывать, как они заметили в соседнем селе вражеские автомашины и танки, причем младший все время подкидывал налезавшую ему на глаза фуражку и громко шмурыгал остреньким носом. Он с горделивым видом сжимал в руках увесистый самопал.
В соседнем селе уже хозяйничали немцы. Их не было видно за домами и деревьями, но они выдавали свое присутствие одиночными выстрелами и автоматными очередями. То тут, то там вздымались к небу столбы черного дыма с языками пламени.
Я отослал старшего парня с приказом к Проценко, который расположился с партизанами за селом, а сам с младшим остался наблюдать.
Завязался разговор. Я смотрел в бинокль, а парнишка на бинокль и на меня. Ему, наверное, здорово хотелось взглянуть в чудесные стеклышки.
— Тебя как зовут? — спросил я.
— Степаном, — с достоинством отвечал он.
— А сколько лет тебе?
— Шестнадцать. Ну, видно что-нибудь? — поинтересовался он в свою очередь.
— Видно. Ты что — тоже в самообороне?
— С первого дня. Я шесть винтовок и сорок гранат хлопцам раздобыл.
— А у самого такое допотопное оружие.
— Почему допотопное? Стреляет не плоше винтовки.
И Степан воинственно потряс своим самопалом.
— Ты пробовал?
— А как же! Потом я зарядил его рублеными гвоздями и солью и на полицае испробовал. Это еще по осени. Он приезжал в отпуск, пьяный ходил, дебоширил… Ну, а я как дал ему между глаз, так они у него и повылазили. Больше не приезжает в гости. Говорят, в городе на базаре играет да песни поет жалобно…
Я посмотрел на Степана. Его глазенки, серые, насмешливые, поблескивали задором, а на кончике острого носа висела большая прозрачная капля — он забыл потянуть в себя воздух.
— Дайте глянуть, — указал он глазами на бинокль.
— Глянь, глянь, Степан, только нос вытри.
Он быстро провел рукавом у себя под носом и припал глазами к окулярам бинокля.
— Ой, ничего не вижу…
Зато я и без бинокля все видел очень хорошо. Как раз в это время из соседнего села на широкий и ровный грейдер выползал первый танк, за ним другой…
Подымая седую пыль, один за другим ползли танки, выезжали автомашины. До слуха едва долетал приглушенный рев. Я огляделся вокруг. Пылал деревянный мост, берегом к вышке спешила Неля, на косогоре припал к пулемету Микола, по-кошачьи изгибаясь, навстречу танкам полз Андрей. Партизан, окопавшихся в кустах вдоль речки, мне, к сожалению, не было видно.
Все отчетливее слышалось завывание моторов. Скрежеща гусеницами, приближались танки.
— Ну, Степан, пора нам покидать насест. Давай, друг, спускаться.
Степан послушно начал сползать на землю. Я тоже стал спускаться с вышки.
Когда я находился метрах в четырех от земли, над головой у меня раздался треск. Просвистели пули. Я понял — по вышке бьют из пулемета.
— Прыгайте! Прыгайте! — кричала снизу Неля.
В это время на краю выгона разорвался снаряд. Не раздумывая, я спрыгнул вниз и пополз, потому что сразу не мог встать на ноги.