Военные рассказы

Второй снаряд разорвался возле одинокого хлева, третий угодил прямо в вышку.

Стычка с врагом закончилась, казалось, в течение минуты.

Когда Микола полоснул по танкам из пулемета, автомашины с пехотой сразу остановились. Остановились и танки. Только один, передний, вдруг дал большой газ, развил скорость и покатил прямо к селу. Когда он выскочил на пригорок, танкисты, наверное, увидели речку и пылающий мост — машина остановилась. И именно в этот момент Андрей бросил под вражеский танк одну за другой две связки гранат. Из-под машины, брызнув, полетели осколки гусениц, танк окутался черным дымом. Остальные, дав по нескольку выстрелов, повернули обратно. За ними отползла колонна автомашин, враг вскоре скрылся в соседнем селе.

Снова настала тишина.

Я подошел к берегу. Неля стояла под вербой и выжидающие смотрела в ту сторону, где дымился черный вражеский танк. Я понимал: она так же, как и я, обеспокоена— не случилось ли чего с нашими хлопцами?

Вот Микола встал на ноги, тяжело зашагал к танку. Над чем-то склонился. Я вздрогнул — неужели Андрей погиб?

Взглянул на девушку. Она стояла бледная как мертвец, держась рукою за вербу, чтобы не упасть.

Не раздумывая, я полез в воду. Неля бросилась вслед за мной. Уже на середине реки она меня опередила, выбралась на берег и, хотя сапоги ее были полны воды и мешала передвигаться мокрая одежда, быстро исчезла за косогором.

Когда я взбежал на пригорок, то увидел их всех троих. Неля и Микола вели под руки Андрея. У него, точно у пьяного, заплетались ноги.

— Контужен, — пояснил Микола.

Положив Андрея на плащ-палатку, мы вновь перешли речку. Тут уже поджидал Степан с подводой. Он, с кнутом и вожжами в руках, сидел на передке с таким видом, словно бог знает сколько состоял в повозных на партизанских упряжках.

Выехали на околицу села, ближе к лесу. Остановились возле чьей-то хаты. Навстречу с глухим лаем выскочил желтобровый лоснящийся пес, черный как галка. Хозяев не было, но Бровко, по-видимому, решил твердо отстаивать опустевший двор. Однако вскоре он примирился с тем, что во двор заехала незнакомая подвода, а в доме поселились новые люди.

Андрея внесли в хату. В ней стояла полутьма, веяло запустением, — видать, хозяева, забрав все, что только было можно, ушли в лес.

На широком дощатом диване возле окна настелили сена, раскинули плащ-палатку и на нее уложили Андрея. Он был бледен, дыхания не заметно, только на высоком лбу напряженно бились синие набрякшие жилки.

Неля не отходила от него ни на шаг. Его рука в ее дрожащей ладони — она все время следит за пульсом. А сама вся белая, куда и румянец девался, только родинки выделяются еще отчетливее. Глаза влажные, ресницы опущены.

Я вышел во двор. Солнце уже закатилось. От леса к селу подступали сумерки, небо казалось синим, бездонным, над горизонтом вспыхнули первые, чуть заметные звездочки.

Ко мне подошел Проценко.

— Как наши самооборонцы? — спросил я.

— Народ бедовый. Жалеют, что враз отступил.

— Ничего, пусть не жалеют. Воевать еще придется.

Мы хорошо понимали, что фашисты снова поведут наступление, но теперь уже только утром.

Я позвал Миколу и приказал ему спешно отправиться в штаб отряда за подкреплением и минерами — нужно было любой ценой заминировать путь вражеским танкам. А сам вместе с Проценко пошел осматривать наши позиции. Спустя некоторое время вернулась наша разведка, побывавшая в соседнем селе, в расположении противника, и также подтвердила, что враг наступать пока не собирается. Приказав получше окопаться и тщательно следить за врагом, я возвратился в «штаб». Так мы назвали хату, в которой лежал раненый Андрей, хотя в ней из штабных работников никого не было.

Ночь выдалась теплая, звездная. Где-то далеко малиновым цветом разгоралось зарево пожара, будто там занималась заря.

Я остановился посреди двора и засмотрелся на этот кровавый отсвет. Из вишняка послышалась несмелая песня соловья, впервые, наверное, запевшего этой весною.

Подойдя к хате, я присел на завалинку. Прижался спиной к стене, и так мне сделалось приятно, покойно, будто разом куда-то исчезли все военные невзгоды, не стало вокруг ни смертей, ни раненых, ни пожаров, только раскинулось весеннее голубое небо да звенел на мерцающих вдали колокольчиках-звездах осмелевший соловей.

Не знаю, сколько времени я так просидел, пребывая между сном и действительностью. И вдруг насторожился. Полузабытье и истому словно рукой сняло. Мне послышалась чья-то речь. Так отчетливо, будто говорили рядом со мной. Я прислушался и разобрался, откуда доносились голоса. Разговаривали в хате у раскрытого окна, под которым я сидел на завалинке.

— Неля, хорошая моя, почему ты не была такой раньше? — слышался слабый голос Андрея.

— Какой, Андрюша?

— Вот как сейчас…

И после долгой паузы:

— Мне казалось, что ты меня ненавидишь больше всего на свете… Я готов был сквозь землю провалиться, убить себя…

— Глупенький! Я думала только о тебе… всегда-всегда.

— А почему ж не сказала?

— Ишь какой! Разве можно… Да еще ты все время надо мной потешался… Я думала, ты меня просто презираешь… А что любишь…