Военные разведчики XX века

— Вы — герой. Но, надеюсь, вы понимаете, что между нами все кончено. Вы достигли своего: становлюсь женой полковника Вивальди. Но одновременно перестаю быть вашей. Вы — страшный человек. Не прикасайтесь ко мне. Вы — убийца.

— Кого же я убил, Иола?

— Меня…

* * *

…Я не собираюсь писать о советской разведке и о моей работе в ней, поражать читателя невероятными похождениями и выставлять себя героем. Я пишу о жене, и о разведке упоминаю лишь в минимальной степени, только для того, чтобы отобразить нашу тогдашнюю жизнь, ее характер и, если хотите, ее стиль.

Готовя операцию «Вивальди», вспоминали об одном забавном знакомстве — старом графе Цезаре-Адоль-фе-Августе Эстергази. Граф промотал все свое состояние, включая великолепный пражский дворец, и теперь ютился там в бывшем домике садовника. Домик состоял из одной комнаты, которую полностью занимал откуда-то снятый огромный каменный герб графов Эстергази. Он был боком косо прислонен к стене, а под ним, в образовавшейся щели, спал пожилой граф со своим молодым лакеем. Ни от герба, ни от лакея граф отказаться не мог. Это было единственное, что у него осталось от былого блеска.

Теперь мы предложили ему кругленькую сумму за фиктивный брак и на деньги советских налогоплательщиков, каких-нибудь тульских колхозников, доставили жениха в Ниццу, где его ждала невеста. Иоланте достали паспорт на имя чехословацкой гражданки Роны Дубской, дочери государственного чиновника, 25 лет отроду, разведенной.

После заключения брака новобрачного отправили назад в его щель под покосившимся гербом, в постель к молодому лакею, а новоиспеченная графиня сделала крюк в Париж и после прикосновения волшебных рук из модных фирм с улицы Мира и на деньги все тех же советских колхозников превратилась в сногсшибательную красавицу и роковую женщину.

— Вот это да! — хором сказали мы, когда в первый раз увидели ее на улице. Неделя прошла в репетировании красивых поз, в нудном заучивании новой биографии. Затем графиня Рона Эстергази с крохотной болонкой на цепочке появилась в Локарно. Это был период между двумя сезонами — летним и зимним, одна волна туристов уже схлынула, а другая еще не обрушилась на маленький городок, и блестящая одинокая иностранка не могла остаться незамеченной. К тому же она не говорила по-итальянски и нуждалась в помощи. Галантный полковник предложил свои услуги. Завязалась дружба. Потом в скромной церквушке святого Луиджи старый священник скрепил таинством брака пылкую любовь пожилого офицера и молодой аристократки, к тому времени уже успевшей получить свидетельство о разводе.

Была ли выдача Иоланты замуж моей ошибкой? Не знаю. «Преступление или геройство?» — спрашивал я тогда. Но внутренне ощущал это как жертву гораздо большую, чем если бы понадобилось отдать собственную жизнь. Я отдал лучшее, что имел, больше у меня ничего не осталось…

На полковника Вивальди я смотрел без злобы и ревности. Я издали приглядывался к нему, видел прямолинейность этого простого и гордого характера и даже радовался, что передал любимую жену в руки честного и порядочного человека. Я чувствовал себя отрешенным от всего личного и житейского.

Вскоре, пользуясь неведением Вивальди, в их дом переехала Изольда как давняя подруга и постоянная гостья жены. Я попробовал издалека закулисно удалить ее, но не смог…

…Теперь я понимаю, что в те дни я превратился в зверя. Может быть, Изольда могла бы спать спокойно, если бы ее безумно ревновал какой-нибудь бухгалтер, продавец шляпного магазина или педагог средней школы. Такие люди богобоязненны и оружием не располагают, а убить в культурной стране нелегко. Но я был человеком, прошедшим жестокую жизненную школу. Пистолет всегда оттягивал мой задний карман и главное — я был разведчиком, ответственным за подчиненную мне группу отчаянных людей. Потеряв голову, я стал опаснее зверя.

Я пишу это не для оправдания, а для объяснения. Человек всегда остается человеком и, по существу, важны только общественные последствия его поступка.

Тогда в Швейцарии я был никем, человеком с фальшивым паспортом, мой поступок и смерть Изольды прошли незамеченными. Оправдываться перед ИНО ОГПУ мне было не в чем, но перед своей совестью оправдания мне нет, и я мучительно осознаю это. Перед судом совести я признаю: «Виновен!»

* * *

…Полковник Вивальди довольно часто уезжал, и Рона всегда точно знала, куда и надолго ли. Оттиски ключа она сделала удачно и научилась открывать сейф. Ночью, в отсутствие мужа, Рона открывала окно в сад. Я влезал в комнату и фотографировал нужные мне документы. Получалось, что полковник стал работать на Рим и Москву в равной мере, и все могло бы продолжаться спокойно и относительно безопасно долгие годы.

Могло бы. Но в жизни не все выходит так как хочется.