Военный переворот (книга стихов)

"Несчастная страна! Что те, что эти!".

И что с того, что эту память он

В себе носить не будет, как занозу,

Что будет жить в Отчизне, где рожден,

И сочинять посредственную прозу

Не более; что чудный дар тоски

Не расцветет в изгнании унылом,

Что он растратит жизнь на пустяки

И не найдет занятия по силам…

В сравнении с кровавою рекой,

С лавиной казней и тюремных сроков,

Что значит он, хотя бы и такой!

Что значит он!

Подумаешь, Набоков…

* * *

Публикуется по изданию:

Дмитрий Быков, "Послание к юноше",

РИФ "РОЙ", Москва, 1994

с любезного разрешения автора,

данного им в предисловии.

Viacheslav Hovanov 2:5030/208.50 20 Jun 98 20:28:00

Уважаемые/доpогие дальновидетели, начинаем "час сеpиала". Ибо самое вpемя. Известное дело: неумеющий жить — пишет пpозу, неумеющий писать пpозу — пишет стихи, неумеющий писать вообще — публикует, оставшиеся не у дел изобpажают публику. И чем пpодолжительнее пpоцесс обоюдной занятости — тем довольнее все участники.

(Считайте, что пpедыдущего абзаца не было. Гнусная погода пpовоциpует паpшивое настpоение, котоpое в свою очеpедь пpовоциpует выделение ядовитой слюны, из котоpой в свою очеpедь, аки Афpодита из пены, вылезают гадкие глупости. Но стиpать его не буду. Лень.)

Итак… Выполняю обещание. Без всякого согласия и даже ведома автоpа вещь публикуется целиком да ещё и с таким неуместным пpедисловием…

НОЧНЫЕ ЭЛЕКТРИЧКИ

рассказ в стихах

Алексею Дидурову

"Мария, где ты, что со мной?!" (В.Соколов)

"О Русь моя, жена моя…" (Блок)

…Стоял июнь. Тогда отдел культуры нас взял в команду штатную свою. Мы с другом начинали сбор фактуры, готовя театральную статью. Мы были на прослушиваньи в "Щуке". В моей груди уже пылал костер, когда она, заламывая руки, читала монолог из "Трех сестер". Она ушла, мы выскочили следом. Мой сбивчивый, счастливый град похвал ей, вероятно, показался бредом, но я ей слова вставить не давал. Учтиво познакомившись с подругой, делившей с ней московское жилье, не брезгуя банальною услугой (верней — довольно жалобной потугой), мы вызвались сопровождать её.

Мы бегло познакомились дорогой, сказавши, что весьма увлечены. Она казалась сдержанной и строгой. Она происходила из Читы. Ее глаза большой величины (глаза неповторимого оттенка — густая синь и вместе с тем свинец)… Но нет. Чего хотите вы от текста? Я по уши влюбился, наконец.

Я стал ходить за нею. Вузы, туры… Дух занялся на новом вираже. Мне нравился подбор литературы — Щергин, Волошин, Чехов, Беранже… Я коечто узнал о ней. Мамаша её одна растила, без отца. От папы унаследовала Маша спокойный юмор и черты лица. Ее отец, живущий в Ленинграде, был литератор. Он владел пером (когда-то я прочел, диплома ради, его рассказ по имени "Паром"). Мать в юности была театроведом, в Чите кружок создать пыталась свой… Ее отец, что приходился дедом моей любимой, умер под Москвой. Он там и похоронен был, за Клином. Туда её просила съездить мать: его машина числилась за сыном, но надо было что-то оформлять… Остались также некие бумаги: какие-то наброски, чертежи… Короче, мать моей прекрасной Маши в дорогу ей возьми и накажи: коль это ей окажется под силу (прослушиванья раза три на дню), в один из дней поехать на могилу, взять документы, повидать родню…

Я повстречал отнюдь не ангелочка, чья жизнь — избыток радостей и льгот. У девочки в Чите осталась дочка, которой скоро должен минуть год. Отец ребенка вырос в детском доме и нравственности не был образцом. Она склонилась к этой тяжкой доле — и вследствие того он стал отцом. Он выглядел измученным и сирым, но был хорош, коль Маша не лгала. К тому же у него с преступным миром давно имелись общие дела. Его ловили то менты, то урки, он еле ускользал из западни, — однажды Машу даже в Петербурге пытались взять в заложницы они!

Он говорил, что без неё не может, что для него единственная связь с людьми — она. Так год был ими прожит, и в результате Аська родилась. Он требовал, он уповал на жалость, то горько плакал, то орал со зла, — и Маша с ним однажды разбежалась (расписана, по счастью, не была). Преследовал, надеялся на чудо и говорил ей всякие слова. Потом он сел. Он ей писал оттуда. Она не отвечала. Какова?

Короче, опыт был весьма суровый. Хоть повесть сочинять, хоть фильм снимать. Она была уборщицей в столовой: по сути дела, содержала мать, к тому ж ребенок… Доставалось круто. Но и в лоскутьях этой нищеты квартира их была подобьем клуба в убогом захолустии Читы. Да! перед тем, на месяце девятом, — ну, может чуть пораньше, на восьмом — она случайно встретилась с Маратом (она взмахнула в воздухе письмом). Он был студент, учился в Универе, приехал перед армией домой и полюбил её. По крайней мере Марату нынче-завтра уходить, а ей, едва оправясь от разрыва, сказать ему "Счастливо" — и родить! В последний вечер он сидел не дома, а у нее. Молчали. Рассвело… Мне это так мучительно знакомо, что говорить не стану: тяжело.