Военный триптих

Часы на башне ратуши пробили шесть часов вечера. Старший полицейский сержант Новак глянул на свои карманные часы и с удивлением отметил, что те отстают, как минимум на пять минут. Он выругался про себя, потому что купил их буквально пару недель назад и отдал за них чуть ли не всю квартальную премию. К тому же продавец в Люблине заверял, что хронометр послужит ему долгие годы. С улыбкой даже прибавил, что даже когда его самого уже не будет на свете, часами будут пользоваться его потомки. "Чтоб его, заразу, вывернуло", - выругал полицейский хитрюгу-продавца. Хочешь не хочешь, а пришлось остановиться, чтобы перевести стрелки вперед.

И в тот же момент услышал за спиной знакомый голос:

- Привет, Альбин!

Сержант обернулся. В двери пивной стояли двое знакомых, еще по школьным временам. Потом, правда, их дороги разошлись, когда Новак решил поступить в полицейскую школу, но они время от времени встречались, чтобы совместно осушить по паре кружечек пива и вспомнить старые, беззаботные гимназические времена.

"Вот же, принесли их черти", - подумал Альбин. Тем не менее, просто так уйти он не мог. Ведь парни были готовы отправиться следом и передразнивать на глазах обитателей. К тому же, было похоже, что они хорошенько выпили.

- А ты все еще в мундире красуешься? – громко смеясь спросил один из них. – Не забудь сбросить, как только покажутся немцы.

- Н-немцы ил... ил... л-либо сов-веты, - икая, вмешался второй. Он был уже настолько пьян, что приходилось держаться за стену.

- Успокойтесь уже, - буркнул Новак. – И идите-ка, лучше, домой.

- До-домой. Ты слы... слышишь? Тут мир-ру кон... конец, а этот приказывает до... домой идти.

- Ага, и, быть может, проспать все представление?

У полицейского не было ни малейшего желания без толку балагурить с пьяными приятелями. Так что он пригрозил, что если те будут нарушать общественный порядок, то у него не будет другого выхода, как арестовать их до утра. Угроза подействовала, молодые люди развернулись и исчезли в дверях пивной.

"А вот интересно, как им удалось откосить от призыва", - еще подумал Новак, после чего ускорил шаг и поспешил за женщиной. Та опережала его на добрые несколько десятков метров. Шла быстро, словно подсознательно хотела оторваться от полицейского. Вопрос только: а знала ли она, куда идти?

Догнал он ее только на следующем перекрестке, когда женщина стояла посреди пустой улицы и беспомощно разглядывалась, не зная, какое выбрать направление. В руке у нее была только черная сумочка. Новаку только сейчас пришло в голову, что все ее вещи остались на вокзале. Наверняка их не могло быть много, но, тем не менее – белье, платье, чтобы переодеться, более удобная обувь. Только возвращаться за чемоданом не было никакого смысла. Пассажиры наверняка уже все раздерибанили, поняв, что это вещи, оставленные "убийцей".

Полицейский остановился на тротуаре неподалеку от женщины, молча ожидая, что та решит. Только брюнетка не была в состоянии принять какого-либо решения. Она глядела то направо, то налево, перед собой и в зад; в конце концов, увидав подъезжающую издалека грузовую военную машину, сошла на обочину.

- Зачем пан за мной идет? – спросила она у Новака.

- А вы не догадываетесь? – ответил тот вопросом на вопрос. Когда же та отрицательно мотнула головой, прибавил: - Комиссар опасается, что кто-нибудь может сделать вам плохо.

- А мне казалось, что перед лицом войны у людей будут совершенно иные проблемы. И что...

- ...что о вас уже позабыли? – продолжил сержант.

- Да, и это тоже, - ответила женщина так тихо, что Новак едва услышал.

Нехотя уложенные, неухоженные волосы, посеревшее лицо, впавшие щеки и выступающие скулы – все это вызывало, что женщина выглядела лет на пятьдесят, на десяток больше, чем это следовало из документов, которые были предъявлены в комиссариате.

Словно в тумане вспоминал он процесс семилетней давности и рисунки – а потом, уже после объявления приговора, и фотографии – публикуемые тогда на первых страницах чуть ли не всех серьезных газет и журналов страны. Ни за что на свете не узнал бы он в этой женщине знаменитую на всю Польшу – да что там! на всю Европу – убийцу. А ведь нашлись такие, для которых это лицо настолько запало в память, что через несколько лет у них не было ни малейших сомнений, кем была эта незаметная, преждевременно постаревшая женщина.

Брюнетка, видя глядящего на нее молодого полицейского, инстинктивно поправила непослушные пряди. Нельзя сказать, чтобы это сильно помогло, потому что не мытые, похоже, уже несколько дней волосы не слушались и снова спадали на лицо.

- Куда вы хотите идти? – спросил наконец-то Новак, прерывая невыносимо тянущееся молчание.

- Я же говорила – мне нужно во Львов.

- Так ведь там уже немцы. Немцы и большевики, - тут же поправился он, вспомнив утреннее сообщение из радио.

- Ничего, - ответила женщина. – Это не имеет значения. Я обязана.

- Но зачем? – не сдавался мужчина. – Не лучше ли задержаться где-нибудь в деревне, переждать всю эту катавасию? А то еще попадете в руки немцев. Кто знает, как они к вам отнесутся...