Военный триптих

Женщины беспокойно крутились по кухне, когда Новак с Бернатом зашли, чтобы на ходу скромно позавтракать. На полицейском уже была гражданская одежда, несколько большая на него. Хозяйские сыновья, похоже, были богатырского сложения. Полицейский мундир с пистолетом завернули в старую простынку и сунули в мешок. Бернат отдал сверток жене, приказав вынести в кладовку и спрятать под картошкой.

- А нам обязательно туда идти? – спросила у Новака его спутница, когда они ненадолго остались одни.

- Похоже, выхода у нас нет. Вполне вероятно, что в то же самое время, как людей соберут перед пивной, другая группа будет обыскивать хаты. Будет лучше, если нас не найдут, прячущихся по сараям.

- Лучше, - согласилась с ним женщина.

Даже не зная дороги, они без труда нашли назначенное немцами место сбора. Со всех сторон селения туда спешили обеспокоенные обитатели. Новак с женщиной вмешались в толпу, стараясь держаться поближе к Бернатам – в случае чего, они могли надеяться на поддержку только лишь с их стороны.

Площадь перед пивной в несколько минут заполнилась людьми. Группка немецких офицеров и один гражданский спокойно приглядывались к этому, сидя в открытой машине. Рядом стоял грузовик, возле которого в ровном ряду стояло около двух десятков солдат вермахта с винтовками Маузера. Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, издалека доносился злобный собачий лай, а взволнованные люди нетерпеливо ожидали, что будет дальше. Когда один из офицеров вышел наконец-то из машины, все утихли.

Немец властным шагом прошелся перед молчащими жителями деревни, после чего, не терпящим никаких возражений тоном заявил:

– Alle Juden aus der Reihe treten![2]

Гражданский, собачкой шествующий за ним в паре шагов, перевел приказ на польский язык.

Жители поглядели друг на друга, но никто вперед не выступил. Немец повторил приказ.

- Пан официр, - робко отозвался один из селян, - мы тут одни поляки и несколько украинцев. Никаких жидов[3] у нас нет.

Переводчик тут же передал его слова офицеру.

– Entlaufene Soldaten, Polizisten austreten![4] – не сдавался главный.

- Мы, шановный пан, селяне, всю жизнь на земле работаем.

– Mal sehen, mal sehen...[5]

Немец ходил вдоль рядов, приглядываясь к напуганным лицам жителей. Когда это ему надоело, он дал знак рукой гражданскому. Теперь уже говорил только тот. По-польски разговаривал с едва слышимым чужим акцентом.

- За укрывательство евреев, коммунистов и беглых польских солдат или полицейских можете попасть в тюрьму. Будет точно так же, если мы найдем в ваших домах какое-либо оружие. Себя и свои семьи вы спасете лишь тогда, если сразу признаетесь.

Только никто не собирался в чем-либо признаваться. Все стояли молча, всматриваясь в насупленное лицо офицера. Неужто охота на врагов Рейха сегодня должна была закончиться для него ничем?

Офицер подошел к переводчику, что-то сказал на ухо, а тот сразу же перевел на польский язык.

- Раз уж среди вас нет никаких евреев или беглецов из армии, тогда пускай выйдут те, кто не прописан[6] в деревне.

Новак вздрогнул. Он инстинктивно глянул на свою напарницу, но та вела себя на удивление спокойно. Просто стиснула пальцы и сделала два шага вперед. За ней вышло еще несколько человек; в конце концов, сам Альбин тоже вышел вперед.

Переводчик посоветовался с офицером и заявил:

- Все поедут с нами. В городе проверим ваши данные. Если окажется, что вы не враги германского Рейха, вас отпустят домой.

Большинство приняла эти слова спокойно. Их длящаяся уже несколько недель геенна наконец-то должна была закончиться. Возможно, они даже надеялись на то, что немцы позволят им вернуться к близким, оставленным в Лодзи, Познани, Кракове или Варшаве. Одна только особа отважилась запротестовать. Она подбежала к переводчику и возбужденным тоном начала пояснять:

- Я не могу ехать с вами. Не могу на запад. Мне нужно во Львов.

- Во Львов? – удивился мужчина. – Так там уже большевики.

- Это ничего, мне туда надо, надо! Вы понимаете? – Женщина произнесла это настолько молитвенным тоном, что даже остальные офицеры, сидевшие в автомобиле и занятые разговором, заинтересовались ее внезапным приступом истерии.

Командир отряда спросил у переводчика:

– Was ist los?

– Diese Polin…[7]

Но ему не было дано закончить. Истеричка перебила его на половине слова:

– Herr Offizier...[8]

На лице немца появилось изумленное выражение. Жестом он дал знать гражданскому, чтобы тот ему не мешал, женщину же отвел в сторону и спросил:

– Eine Deutsche?

– Mein Name ist Margerita Gorgon. Ich komme aus Dalmatien, mein Mann war ein Pole. Hier ist mein Personalausweis[9].

Она вынула бумаги из сумочки и подала их офицеру. Внимательно следящий за всей ситуацией Новак подумал еще, а все ли документы она предъявила.

– Was bedeutet "er war"?

– Wir sind schon vor langer Zeit auseinander gegangen… - На какой-то момент она прервала свою речь, чтобыы перевести дыхание. - – Ich habe es gerade diesem Mann gesagt, ich muss… ich muss nach Lemberg, zu meinen Kindern.[10]

Офицер расхохотался.

– Und wir sollen Sie dorthin bringen, stimmt?[11]